Затем мое внимание переключается на водителя, который молчал на протяжении всей нашей эскапады. На моих губах играет злая ухмылка, когда наши глаза встречаются в зеркале заднего вида. Пожилой мужчина быстро отводит взгляд, но не раньше, чем я вижу, как по его шее пробегает румянец.
Удовлетворенный тем, что мы достаточно напугали его, я поворачиваюсь к Лане с хищной ухмылкой.
— Ну что, все было не так уж плохо, правда?
Ее раскрасневшиеся щеки и задыхающееся хихиканье говорят мне все, что нужно знать. Моя маленькая распутница любит, когда все становится немного диким.
— Повторим? — Спросила она, переведя дыхание.
— Пока нет, — отвечаю я с лукавой ухмылкой.
— Хорошо не будем устраивать ему больше шоу, чем нужно.
Я поднимаю бровь, и она смеется — прекрасный звук, который звучит для моих ушей. Несмотря на тьму, которая постоянно бурлит во мне, этой женщине удается раскрыть ту сторону меня, о существовании которой я и не подозревал. И, осознав это, я понял одно: что бы ни случилось, любому, кто осмелится причинить ей вред, придется отвечать перед зверем внутри меня.
5
ЛАНА
Мои ноги до сих пор словно сделаны из чего-то более мягкого, чем плоть, каждый мускул поет от встречи с Григорием. Это опасная игра, в которую мы играем, переступая грань между профессиональным и личным, но, черт возьми, это дает мне почувствовать себя живой.
Выходя из машины, я надеваю солнцезащитные очки — барьер между мной и миром. Прохладный фасад не дотягивает до волнения внутри меня, но этого достаточно, чтобы я прошла через дверь и оказалась в суете нашей работы.
Джулия, как всегда, рядом — спокойствие в глазах моей бури.
— У тебя новое задание, — говорю я ей, мой голос ровный, несмотря на хаос эмоций, бушующих под поверхностью. — Мне нужно, чтобы ты убедилась, что все готово. Мы должны представить синдикат в лучшем свете, и я не могу допустить никаких промахов.
Она кивает, карандаш летает над ее планшетом.
— Понятно. Что насчет обеспечения безопасности?
Я пренебрежительно машу рукой, все еще находясь под кайфом от встречи с Григорием.
— Этим я займусь сама. Я хочу просмотреть все детали, прежде чем мы что-то решим.
Джулия поднимает бровь от моей решительности, но ей лучше не сомневаться. Она делает еще несколько заметок, а затем снова смотрит на меня, готовая к следующему указанию.
— И, — добавляет Джулия, понизив голос, — тебе нужно, чтобы я договорилась о встрече с врачом?
Упоминание о враче, о выборе, перед которым я стою, вызывает такой острый приступ горя, что меня едва не передергивает. В моей голове мелькает моя мать, ее сила, ее любовь, ее непоколебимое присутствие в жизни, в которой было мало стабильности. Она сумела стать маяком света во тьме нашего мира, показав мне, что даже среди хаоса можно любить и заботиться.
Я колеблюсь, тяжесть моего решения давит на меня. Принести ребенка в эту жизнь, в нашу жизнь, — это не так уж и мало. Но потом, вспомнив о своей матери, о любви, которую она дарила безвозмездно, несмотря на цену, я принимаю твердое решение.
— Я оставлю ребенка, — говорю я, мой голос сильнее, чем я чувствую. Это заявление, обещание самой себе, и крошечной жизни, за которую я теперь отвечаю. — И да, договорись о встрече. Пришло время позаботиться о… нашем будущем.
Джулия встречает мой взгляд, ее глаза сияют эмоциями, которые я не могу назвать. Возможно, облегчение или просто общее понимание того, что две женщины стоят на пороге чего-то судьбоносного.
— Я позабочусь об этом, Лана. Даю слово.
Пока она идет договариваться, я даю себе время отдышаться, чтобы ощутить всю тяжесть своего выбора. Это путь, чреватый опасностью и неопределенностью, но впервые я смотрю на него не через призму синдиката, нашей преступной империи. Я смотрю на него как мать, и это все меняет.
Дальнейший путь неясен, но одно я знаю точно: я буду защищать этого ребенка всеми фибрами своего существа, как это делала для меня моя мать. А с такими людьми, как Джулия, Григорий, Роман и даже Лука, рядом со мной я не так одинока, как мне казалось.
На данный момент этого достаточно.
Джулия кивает размеренно, осторожно, молчаливо свидетельствуя о серьезности ситуации.
— Ты хочешь, чтобы я поделилась этим с Лукой? — Спрашивает она, ее голос нейтрален, ничего не выдает. — Он играет важную роль… во многом, что мы делаем.
Упоминание о Луке, о том, что нужно сообщить новость ему и, соответственно, двум другим мужчинам, которые составляют основу моей жизни — и, возможно, жизни, растущей внутри меня, — вызывает во мне толчок опасения. Одно дело принять решение в одиночестве собственного разума, совсем другое — столкнуться с реальностью его последствий. Эти люди: Григорий, Роман и Лука, не просто мои лейтенанты высшего ранга, они — потенциальные отцы. И это добавляет целый ряд сложностей, с которыми я не уверена, что готова справиться.