Лана встречает мой взгляд, ее глаза — зеркало той решимости, которой я успел в ней восхититься.
— Скоро. Мне просто… нужно было сначала поговорить с тобой.
Я смотрю на Лану, сердце колотится в груди. К черту все, мне нужно выпить. Я подхожу к бару и наливаю себе крепкий напиток, а затем делаю большой глоток. Жгучий запах алкоголя отвлекает от хаоса в голове.
Черт возьми, я никогда не хотел детей. Они грязные, нуждаются в помощи и усложняют все до предела. И все же… мысль о том, что Лана будет носить моего ребенка, делает со мной то, чего я не совсем понимаю.
— Что ты собираешься делать? — Спрашиваю я, делая еще один глоток из своего бокала.
— Я собираюсь родить этого ребенка, — твердо отвечает она.
— Молодец, — просто говорю я, испытывая странное чувство гордости за ее решение. Не то чтобы я заботился о ребенке или что-то в этом роде, верно? Нет, это просто делает ситуацию интересной, вот и все. — В таком случае, — говорю я, стараясь держать голос ровным, а эмоции под контролем, — я позабочусь о том, чтобы мы все были готовы к тому, что будет дальше.
Я делаю еще один глоток своего напитка, и алкоголь прокладывает себе путь в горло и в желудок.
— Нам нужно подумать о том, как мы будем скрывать это от всех. Это будет не так-то просто скрыть.
Я откинулся на спинку стула, покрутил напиток в бокале, и лед зазвенел о стенки. Мысль о том, чтобы скрыть беременность Ланы, обо всей этой лжи и обмане, не дает мне покоя. Не потому, что я не люблю лгать — отнюдь нет. А потому, что каждая деталь этой ситуации заставляет меня ползать по коже от чувства собственничества. Сама мысль о том, что я делю ее с Романом и Григорием, грызет меня. Я никогда не хотел этих полиаморных осложнений. Но если Лана этого хочет, если это то, что ей нужно…
— Мы разберемся с этим, — говорю я наконец, мой голос тверд, не выдавая ни малейшего волнения внутри. — Есть способы держать все в секрете. Мы и раньше справлялись с более деликатными ситуациями.
— Как? Как мы это сделаем?
Я приступаю к подробному объяснению, описывая каждый шаг плана по сохранению ее беременности в тайне. От свободной одежды и стратегических появлений на публике до потенциальных сюжетных линий, которые мы могли бы придумать для тех, кто слишком близко подобрался к нашему внутреннему кругу.
Но Лана, всегда готовая перейти к самой сути вопроса, останавливает меня на полуслове. Ее руки поднимаются к моему лицу, заставляя меня смотреть прямо ей в глаза и требуя моего полного внимания.
— Я не говорю о том, чтобы… спрятать ребенка.
Мир словно замедляется, пульс падает, когда наши лица сближаются.
— Я говорю о тебе… и обо мне.
— Лана, ты знаешь, что я чувствую к тебе, — начинаю я, мой голос низкий, каждое слово пронизано интенсивностью моих эмоций. — Это… то, что между нами, всегда было сложным.
Она откидывает мои волосы со лба, ее пальцы задерживаются на моей коже, когда она смотрит мне в глаза. Меня словно током бьет, сердце колотится от одного ее прикосновения.
— Мы не можем продолжать бежать от этого, Лука. Мы обязаны встретиться с этим лицом к лицу.
Я тяжело сглатываю, ее слова обрушиваются на меня, как ураган, оставляя меня бездыханным и уязвимым.
— А если он не мой?
Глаза Ланы смягчаются, ее выражение наполняется сочувствием и пониманием.
— Если не твой, то Романа или Григория. Но в любом случае это не меняет того факта, что мы должны поддерживать друг друга и жизнь, которую мы создаем, независимо от того, кто является отцом.
— Лана, я с тобой. Всегда. — Говорю я, произнося слова как клятву, обещание, которое я намерен сдержать, чего бы мне это ни стоило. — Что бы ни было между нами, мы разберемся с этим. Вместе.
7
ЛАНА
Влезая в это платье, черное, как грех, и более свободное в талии, я словно надеваю броню. Джулия сама его выбрала, сказав, что оно поможет скрыть от посторонних глаз любой намек на появление малыша. Пока скрывать нечего, но она знает толк в этом деле, как курица-мать. Обычно я не соглашаюсь надеть черное — слишком мрачно, слишком предсказуемо, на мой вкус, — но сегодня, с красной помадой? Я чувствую это. Я словно воплощаю в себе атмосферу старого голливудского нуара, готовая встретить все, что бы ни подкинула мне эта богом забытая вечеринка.
И давайте проясним: эта вечеринка — минное поле, а не званый вечер. Здесь больше врагов, чем друзей, если в нашем мире вообще применимо понятие "друзья". Роман здесь, играет роль моего кавалера или эскорта, в зависимости от того, какой титул доставляет ему меньше головной боли. А Григорий? Он притаился по краям, зорко высматривая любой признак неприятностей. Поверьте, в нашем бизнесе неприятности не просто ожидаются, они гарантированы.