— Ладно, полиция моды, — уступаю я, драматично закатывая глаза. — Я надену этот чертов парашют. Но как только этот ребенок дебютирует, я его сожгу.
Джулия торжествующе ухмыляется.
— Договорились. И кто знает? Может, к тому времени это снова будет в моде.
Я фыркнула, представив себе день, когда это чудовище будет считаться модным.
— Скорее, к тому времени я научу это дитя стрелять. Приоритеты, Джулия. Приоритеты.
Джулия, которая всегда была голосом разума или, по крайней мере, пыталась им быть, вздыхает, возможно, чувствуя мое растущее упрямство.
— Может быть, тебе нужно отдохнуть, — предлагает она, ее тон становится более мягким, более заботливым. Но я могу сказать, что она также готовится к моему неизбежному отпору.
Отдохнуть? Сама идея кажется мне чуждой. Я постоянно нахожусь в движении с тех пор, как… ну, с той самой вечности. Сбавить обороты, особенно сейчас, значит сдаться, проявить слабость. А в нашем мире слабость может стать смертным приговором.
Как только она упоминает об отдыхе, что-то внутри меня восстает. Я не какой-то нежный цветок, который нужно опекать и защищать. Я — Лана. Я противостояла мужчинам вдвое больше меня, принимала решения, которые могли перевернуть ход всей нашей операции, и делала все это, не дрогнув.
С вызывающей искрой внутри меня, я отворачиваюсь от зеркала, от свободной, облегающей одежды, которая кажется скорее костюмом, чем отражением меня. Возвращаясь к шкафу, я достаю свой обычный наряд — строгий, облегающий и не вызывающий сомнений. Убийственные туфли на каблуках стоят на первом месте, это восклицательный знак к тому заявлению, которое я собираюсь сделать.
Снова облачившись в свои доспехи, я встаю перед Джулией, моя поза излучает невысказанный вызов.
— Да, я женщина, да, я беременна, да, я все еще главная, и да, я надеру тебе задницу, если ты будешь утверждать обратное.
Джулия наблюдает за мной, в ее глазах смесь отчаяния и восхищения. Она знает, что лучше не спорить, когда я в таком состоянии. Вместо этого она слегка кивает, признавая мое решение, мой отказ быть кем-то меньшим, чем я всегда была.
— Хорошо, — уступает она, — но пообещай мне, что будешь хотя бы не напрягаться, когда сможешь. Ради ребенка.
Я ничего не отвечаю. Когда Джулия уходит, оставляя за собой шлейф заботы и непоколебимой поддержки, я оказываюсь распростертой на кровати, устремив взгляд в потолок. Это редкий момент неподвижности в жизни, отмеченной постоянным движением и опасностями. Мои мысли блуждают, прослеживая замысловатые узоры "что-если" и "может быть", пока мой телефон не пронзает тишину.
Это Роман. Конечно же, он. Он всегда умел драматизировать время.
Роман: Как себя чувствует сегодня босс всех боссов? И, что еще важнее, как себя чувствует наш самый маленький босс?
Я не могу удержаться от ухмылки, даже когда в голове крутится ответ, соответствующий его тону.
Лана: О, мы планируем мировое господство, по одному удару за раз. Как поживает мой любимый смутьян?
Роман: Устраивает хаос, как обычно. Но должен сказать, что мировое господство звучит гораздо веселее с вами двумя на борту. Нужна правая рука?
Его слова, легкие и наполненные легкой уверенностью, вызывают на моих губах искреннюю улыбку. Это подшучивание, это переписка, которую мы всегда вели, успокаивает своей узнаваемостью.
Лана: О, ты в команде, Роман. Но помни: я — мозги, ты — мускулы. И что это? Ты признаешь, что я лучший стратег?
Я нажимаю кнопку "Отправить", в моем сообщении ясно читается вызов. Это старая игра между нами, танец остроумия и слов.
Роман: Лучший стратег? Пожалуйста, у меня есть приемы, которых ты никогда не видела. Но я позволю тебе так думать. Ради ребенка.
Пока сообщения пересылаются туда-сюда, во мне просыпается нерешительность. Роман не знает, что он не единственный кандидат в отцы. Он не знает, что я спала и с Григорием, и с Лукой. Но даже сейчас я не могу не думать о том, как бы все изменилось, если бы он знал. Изменилось бы его отношение ко мне? Изменится ли мое отношение к нему?
На экране появляется его следующее сообщение, возвращая меня в настоящее.
Роман: Что-нибудь, что мне нужно знать? Есть новости о наследнике нашей империи?
Вот он, разговор, которого я так боялась и жаждала.
Лана: Мне нужно тебе кое-что сказать.
Как признаться Роману в нескольких коротких предложениях в сложности нашей ситуации?
Первая попытка — тупая, слишком прямая. "Эй, возможно, ты не единственный кандидат в отцы". Но как только слова появляются на экране, они кажутся неправильными, слишком холодными, слишком безличными для чего-то такого глубоко интимного и сложного.