— Джулия! — Я легонько встряхиваю ее за плечи. — Останься со мной!
Но она снова ускользает в бессознательное состояние, а у меня остается больше вопросов, чем ответов, и сердце тяжелеет от ужаса.
Что он сделал? Или чего он не сделал? Мне остается грызть неопределенность — горькую пилюлю. Я хватаю рацию с приборной панели и нажимаю на нее с такой силой, что пластик скрипит в знак протеста.
— Есть какие-нибудь следы Григория?
Мой голос придушен, почти неузнаваем для собственных ушей.
Ответа нет.
Мой палец дрожит на кнопке, я жду, надеюсь, что голос Луки прорвется с новостями о Григории. Но надежда, это тонкая нить, быстро рвущаяся в руках времени.
Я вздрагиваю, когда рядом со мной снова шевелится Джулия, ее дыхание неглубокое и беспокойное. Я хочу утешить ее, заверить, что теперь она в безопасности, но ложь застревает у меня в горле. Мы далеко не в безопасности. Мы погрязли в пучине всего этого, и одному Богу известно, выберемся ли мы чистыми с другой стороны.
Меня выводит из напряженного ожидания холодное, безошибочное нажатие ствола пистолета на боковое стекло. Сердце ударяется о ребра, адреналин захлестывает меня. Как я могла пропустить приближение? Инстинкт кричит схватить пистолет, спрятанный в бардачке, но другой пистолет прижимается к другой стороне машины, загоняя меня в ловушку.
Мы в ловушке.
Затем он появляется в поле зрения, Перес, самодовольный и уверенный в себе, шагает ко мне, оружие в руках у его лакеев, чтобы убедиться, что я действительно поймана. Во мне вспыхивает яростное желание стереть это выражение с его лица, заставить его заплатить, к черту последствия. Но на кону не только моя жизнь, внутри меня есть жизнь, невинная, зависящая от моего следующего шага.
Перес взмахивает пистолетом, ленивым, опасным жестом приказывая мне выйти. Я подчиняюсь, выхожу на открытое пространство, чувствуя на себе тяжесть множества нацеленных на меня пистолетов. Мои люди уже снаружи, оружие наготове, молчаливое противостояние в тусклом свете. Я бросаю на них взгляд, молчаливо приказывая не стрелять. Это моя игра, а не их.
Мне нужно выиграть время, мне нужен Лука, мне нужен Григорий. Но еще больше мне нужно уберечь своего ребенка.
— Давай послушаем, чего ты хочешь, — говорю я.
Губы Переса кривятся в ехидной улыбке, а блеск в его глазах напоминает кошку, играющую с загнанной в угол мышью.
— Лана, всегда так прямолинейна. Я ценю это в тебе. — Он делает шаг вперед, его лакеи обступают его, как наглые тени.
Я не двигаюсь, даже не моргаю, потому что любой признак слабости сейчас может означать наш конец.
— Что тебе нужно, Перес?
Перес приближается медленно, обдуманно, каждый его шаг выверен для устрашения.
— Посмотри на себя, Лана, ты совсем одна, — усмехается он, — Где сейчас твои мальчики? Прячутся?
Я позволила своим словам вырваться из меня, и мой ответ был резким, как разбитое стекло. Я ухмыляюсь, глядя ему в глаза.
— Они именно там, где им нужно быть.
Перес усмехается, и этот звук бьет по моим истертым нервам.
— У тебя всегда было больше смелости, чем мозгов. Ты хоть понимаешь, в какой ситуации оказалась, милая? — Перес насмехается, размахивая пистолетом с безрассудной бравадой, от которой у меня мурашки по коже. — Это не игра. На этот раз тебя не спасет никакой запасной план.
И в этом вся фишка таких, как он: они всегда предполагают, что вы играете в их игру, по их правилам. Перес ничем не отличается от них. Он думает, что прочитал все пьесы, знает все ходы. Но я не какая-нибудь девица в беде, ждущая спасения. У меня свой свод правил, своя игра.
— Серьезно?
Ухмылка Переса расширилась, глаза сверкнули злобой.
— Ты должна была принять мое предложение, Лана. Выйти замуж за моего брата. По крайней мере, тогда у твоего ребенка был бы отец. А сейчас? Теперь ты просто умирающая женщина, стоящая на пути прогресса.
Угроза повисает в воздухе, но я стою непоколебимо, мой ответ холоден как могила.
— Если я умру здесь, Перес, мой последний приказ будет предельно ясен. Твой домашний адрес, твоя прекрасная жена и дети, и не будем забывать о твоей любовнице — все они станут непосредственной целью.
Он смеется — пустой звук, который издевательским эхом отдается вокруг нас.
— Ты действительно веришь, что эти люди преданы тебе? Ха! Пожалуйста, они все только и ждут возможности получить то, что у тебя между ног. А когда ты уйдешь, я просто расплачусь с ними, как сделал это с Романом.
Упоминание о Романе — как нож в брюхо, но я не позволяю боли проявиться. Я чувствую, как падает температура, или, может быть, это моя кровь становится холодной, как сталь, в моих венах.