Этот хитроумный еврей-швейцарец, богатейший банкир, отец знаменитой французской писательницы мадам де Сталь, который будет снабжать деньгами армию Наполеона, уже был некоторое время министром финансов. Когда он обнародовал положение с финансами Франции, его тут же по указу короля отправили в отставку. Людовик XVI дал твёрдое обещание больше никогда не пользоваться его услугами.
Но Мария-Антуанетта была с ним не согласна. Теперь, по её мнению, стране нужен именно такой жёсткий и принципиальный министр финансов, только ему под силу успокоить этого рычащего зверя — общественное мнение. Она говорит об этом королю, но тот противится. Тогда она берёт инициативу в свои руки. В августе 1788 года королева вызывает Неккера в свой кабинет, просит его — просит, а не требует — занять бывший пост. Обиженный старик был польщён. Он соглашается. «Да здравствует Неккер!», «Да здравствует король!» — вопит довольная толпа на улицах Парижа. Король, со своей стороны, под напором народных масс, после долгих колебаний даёт обещание созвать на следующий год в Версале Генеральные Штаты. Они со времени своего образования в 1306 году последние два столетия на самом деле представляли собой весь французский народ. Но король, зная, что в них заправляют два высших класса — аристократия и духовенство, — по настоянию мудрого Неккера удваивает представительство обиженного властью третьего сословия. Таким образом силы в этом властном органе уравниваются. Король же сохраняет за собой право на окончательное решение.
Началось приобщение народа к власти. 5 мая 1789 года наконец открылись Генеральные Штаты, и таким образом Версаль теперь стал не только резиденцией короля с королевой, а сердцем всей нации, всего государства.
Версаль ещё никогда не видел такого громадного стечения народа. Франция прислала почти две тысячи депутатов. К ним с длинной речью обратился министр финансов Неккер, который изложил свои «рецепты» оздоровления экономики страны. Он лгал, утверждая, что дефицит совсем невелик — всего 56 миллионов ливров — и его можно покрыть «продажей в Бретани табака-сырца». Эти слова вызвали в зале громкий смех.
Все, кто видел в этот день Марию-Антуанетту, говорили о её растерянности. Она сидела в ложе вместе с королём — величественная и прекрасная, как всегда, в серебристо-белом платье, в великолепной шляпе со страусиными перьями. Она была печальна и подавлена, чувствуя в этом разношёрстном сборище угрозу королевской власти, и женская интуиция её не подвела.
Когда королева покидала зал, лишь несколько депутатов, по-видимому, из сострадания крикнули вразнобой: «Да здравствует королева!» Мария-Антуанетта понимала, что ей теперь предстоит ещё более опасная борьба — борьба не на жизнь, а на смерть. Королю очень скоро придётся пожинать плоды преждевременной уступчивости. В Версале появился ещё одни правитель — народ, но двум властелинам не ужиться вместе. Один из них в конечном итоге будет вынужден уступить. Её опасения оправдались гораздо раньше, чем она предполагала. Уже через несколько дней между двумя привилегированными сословиями возникла ожесточённая перебранка, а попавшее в изоляцию третье, чувствуя свою силу, 19 июня объявило себя Национальным собранием, а 9 июля — Учредительным. Собравшись в зале королевского дворца, депутаты поклялись не уходить до тех пор, пока не будет исполнена «воля народа» — провозглашение конституции. «Национальное собрание уступит лишь силе штыков!» — бросил крылатую фразу вождь третьего сословия граф Мирабо. Король пригрозил: «Я распущу Генеральные Штаты!»
Депутатам, объявившим о своей «неприкосновенности», не нравились угрозы короля, они расценивали их как «дерзкий вызов». Мирабо потребовал «разоблачения» королевы, ибо от неё в стране всё зло.
— Неужели доберутся и до королевы? — робко спросил один депутат, младший сын герцога Орлеанского.
— Почему бы и нет? — спокойно ответил ему брат, будущий французский король Луи-Филипп.
— Будь проклята эта австриячка, — гремел в своём клубе трибун Марат. — Она заняла денег у кардинала де Рогана, чтобы купить себе бриллианты, и вернула ему долг, запустив руку в казну. И это тогда, когда народ голодает. Она по сей день выбрасывает кучу денег на наряды и бриллианты. Смерть «королеве бриллиантов»!
— Смерть королеве! — вторили ему возбуждённые слушатели.