Выбрать главу

Мирабо, со своей стороны, тайно предпринимает попытки с целью возвращения власти королю, пишет ему одно письмо за другим, но, увы, этот пребывающий в летаргии человек не собирается энергично действовать. Куда легче плыть по воле волн. Итак, король — не в счёт, остаётся только королева. Мирабо её хорошо знает, как властную, волевую женщину.

«Король располагает лишь одним мужчиной, и этот мужчина — его жена, — восклицает он. — Но она находится в опасности, пока не будет полностью восстановлена королевская власть. Думаю, она не сможет жить без короны, но боюсь, не сможет сохранить и свою жизнь, если не сохранит трона. Настанет момент, когда она всем продемонстрирует, на что она способна».

Эти его слова, конечно, донесли до ушей королевы. Она знала, что остановить революцию может только этот человек, и была готова его «купить». Мария-Антуанетта начала демонстрировать, на что она способна, гораздо раньше, чем предполагал Мирабо. У неё есть в «тайнике» миллион ливров, чтобы сделать послушным своей воле «трибуна революции». Королева приняла его 3 июля 1790 года. Само собой разумеется, эта встреча должна была произойти в глубокой тайне. По странной иронии судьбы, Мирабо предстояла такая встреча, о которой мечтал кардинал де Роган. Теперь инициатива в самом деле исходила от королевы.

«Я разыскала в парке Сен-Клу не очень, правда, удобное, но вполне приемлемое местечко, где можно было встретиться с ним, вдали от дворца и от сада», — писала Мария-Антуанетта своему конфиденту австрийскому посланнику Мерси.

Встреча состоялась в восемь утра, в воскресенье, когда двор ещё спал, а гвардейцы охраны утратили свою бдительность, ибо в столь ранний час посетителей здесь никогда не бывало.

О чём королева говорила с Мирабо, останется навсегда тайной. Известно только одно — королева сумела подчинить этого «льва» своей воле. Он присягнул на верность королю и нации и в разгар борьбы стал одновременно начальником генеральных штабов обеих партий.

У выхода из парка его ждал племянник. Ещё не придя в себя от охватившего его волнения, Мирабо, схватив его за руку, страстно прошептал: «Какая удивительная женщина, такая благородная и такая несчастная. Я спасу её!»

Мирабо обычно не бросал слов на ветер и немедленно приступил к решительным действиям, чтобы сдержать революцию и обезвредить Национальное собрание.

Наступило временное затишье. Но это было лишь затишье между двумя бурями. Одна пронеслась, вторая надвигалась.

Через несколько дней — 14 июля — парижане впервые праздновали День Федерации, день взятия Бастилии, один из самых прекрасных дней в истории Франции. Королева, сидя на трибуне напротив Военной школы, присутствовала на этой «премьере». В её волосах — трёхцветные ленты революции. Под звуки труб и бой барабанов сам Талейран отслужил мессу. Сердце Франции, казалось, билось в унисон с сердцами громадной, многотысячной толпы. Печальное лицо королевы вдруг прояснилось, и она подняла на руках маленького дофина.

— Да здравствует королева! Да здравствует дофин! — поплыли громкие вопли над площадью.

Вечером начались весёлые массовые танцы. Как здорово проходит «первый день патриотизма»! С революцией, кажется, покончено.

Но такие надежды явно были преждевременными. У революции, как у гидры, несколько голов. Все сразу не срубить. В Нанси начался мятеж якобинцев. Королеву обвинили в кровавой расправе над парижанами, учинённой на Марсовом поле генералом Лафайетом. Судьба снова принимается наносить ей удары.

В марте 1791 года тайный сообщник, «лев революции» Оноре Мирабо, который одновременно служил королеве и революции, умер прямо на трибуне Национального собрания. Со смертью Мирабо двор остался в одиночестве. И было принято неверное решение — постыдное бегство. Но король оправдывался в таком шаге — разве могут пленники вести бой?

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Подписывая указ о принесении священниками гражданской присяги, Людовик XVпоморщился, словно от зубной боли.

— Уж лучше вообще не быть королём, — бросил он стоявшему рядом де Ферзену, — чем оставаться французским королём в таком положении.

После того как 10 мая 1791 года пала Пий VI после шестимесячного ожидания строго осудил принятый Национальным собранием гражданский устав клира, королева тоже поняла, что ничего другого, кроме побега, не остаётся. Нужно добраться до крепости Монмеди, где дислоцируются верные войска под командованием де Булье. Там король соберёт свою армию и направится на усмирение мятежников. Если эта затея провалится, то придётся обращаться за помощью к «союзникам», то есть к родной Австрии. Итак, побег. Мария-Антуанетта вот уже несколько месяцев обдумывала этот план. Две тётки короля — Аделаида и Виктория — сбежали ещё в феврале, и всё обошлось. Может, повезёт и им.