— Совершенно верно! И когда та прибыла в Неаполь, то, к своему великому удивлению, узнала, что придворный этикет запрещает ей сидеть за обедом за одним столом с королём. Мать немедленно отправила депешу неаполитанскому премьер-министру, в которой сообщила, что австрийская армия силой вернёт её дочь домой, если с ней будут обращаться подобным образом. Но ответ ещё не дошёл до Вены, когда юная королева уволила министра, разогнала кабинет и отказала королю в праве посещать её спальню. Это та ещё семейка, скажу я вам, и посему советую поосторожнее вести себя как с императрицей, так и с молодой дофиной. Не забывайте, что и в хорошенькой головке могут созревать опасные планы. Врождённые инстинкты необоримы.
— Мой дорогой друг, — сказал кардинал, одарив его надменной улыбкой. — Вы очень мудрый человек, но иногда становитесь отъявленным дураком. Если вы считаете, что человек моего возраста и моего жизненного опыта не сможет догадаться, что творится в голове девчонки в коротком платьице, то можете безнаказанно величать меня ослом!
Аббат поклонился и больше не стал читать нотации кардиналу.
— Эта девочка невинна, как белая лилия и безвредна, как ягнёнок, — воскликнул кардинал. — Её с сёстрами воспитывали как монашек. В тех книгах, которые дозволялось им читать, выдирали целые страницы, где рассказывалось о любовных делах.
— Но это лишь повышает любопытство, — мрачно произнёс аббат. — Я хорошо знаю, что бывает на уме у молодых женщин.
— Ах, мой дорогой друг! Что девушки могут себе вообразить, если они ничего не знают? Им не разрешали общаться с представителями мужского пола, только с домашними собачками да птичками, пол которых не различишь. За девушками ухаживали только служанки. За исключением своего духовника, этого выжившего из ума старика, они никогда не встречались с мужчинами, только видели их на государственных приёмах. Мне говорят, что дофине неизвестна даже истинная причина холодного к ней отношения со стороны мужа. Она только жалуется на его пренебрежительное отношение. Ну что может быть выше такой невинности?
— Позвольте мне в этом усомниться, ваше преосвященство. Если вы окажете мне честь и попросите у меня совета, я скажу вам следующее: действуйте очень и очень осторожно. Не забывайте двух неаполитанских королев. Эрцгерцогиня Жозефа осмелилась бросить вызов матери, и что из этого вышло? Нынешняя неаполитанская королева «схватила за уши» короля, как кролика, пробыв в Неаполе всего месяц... Может, и дофина...
— Ах, оставьте! Она самое милое и невинное создание в мире! — де Роган засмеялся.
— Но она не будет такой вечно, а кто может точно сказать, когда снисходит озарение? — с серьёзным видом заметил аббат. — Тем не менее можно с уверенностью утверждать, что немногим удавалось получить столь важную миссию, как вам, и я от всей души поздравляю ваше преосвященство...
Но были бы поздравления такими же искренними, если бы аббат догадался, что впервые в своей жизни де Роган влюбился, влюбился отчаянно, глубоко, в девушку, за которой он был. призван присматривать, всячески усиливая её влияние при французском дворе? Если бы вдруг в голову ему пришла такая мысль, то он наверняка упал бы на колени перед своим господином и стал бы его слёзно умолять свернуть со столь опасной дороги. На таких высотах, где царит вечный холод, можно легко поскользнуться на льду и больно упасть. Жоржель, который всегда отстаивал интересы своего господина, ибо они всегда совпадали с его собственными, наверняка бы поразился, догадайся он о том, что задумал де Роган. Суровый и непреклонный священнослужитель никогда не принимал в расчёт любовную страсть. Это чувство никогда не вызывало у него ни малейшего интереса.
Ну, а об остальном можно сообщить вкратце.
Надеясь на свою ловкость, утаивая от советчика истинную причину своего поведения, де Роган хотел вести двойную игру и заставить своих придворных марионеток плясать под его дуду. Он намеренно держал императрицу в страхе за дочь, сообщал ей о всех неприличных выходках и безумствах, рассчитывая, что тем самым заставит её поверить в необходимость своих советов. Он щедро кормил её ложными слухами, преувеличивал факты, препарировал их на свой вкус. Озабоченность и тревоги императрицы росли и наконец достигли такой силы, что она уже больше не могла этого вынести. Тогда императрица тайно отправила в Париж своего человека, который сообщал ей всё о поведении её дочери при дворе. Своему лазутчику она полностью доверяла. В результате обман де Рогана открылся. Разъярённая Мария-Терезия велела ему больше никогда не появляться у неё на глазах, и посол был вынужден поскорее, в обстановке полной секретности, убраться из Вены и вернуться в Версаль.