Через несколько дней после водворения в камеру Мария-Антуанетта напишет дочери: «Пишу вам, моя дорогая, чтобы сказать, что я чувствую себя хорошо. Я сейчас спокойна и буду хранить спокойствие в будущем, и смею надеяться, что моё несчастное дитя тоже не очень волнуется. Я вас обнимаю от всего сердца. Пришлите мне шёлковые чулки, лёгкое пальто из бумазеи и нижнюю юбку...»
Это письмо будет прочитано комиссарами, но нужные вещи Мария-Антуанетта всё же получит. Их принесёт Мишони, которому удалось не только выйти сухим из воды, но даже сохранить за собой пост начальника департамента ратуши по надзору за всеми парижскими тюрьмами. Этот проходимец помнит о миллионе де Баца тому, кто освободит королеву. Почему бы не попробовать ещё раз? И Мишони начинает вести опасную двойную игру.
Он часто наведывается к королеве, лично проверяет крепость решёток и дверей, обо всём докладывает Коммуне. Но стоит лишь жандармам выйти из камеры, как он начинает болтать с Марией-Антуанеттой, рассказывает ей о политических событиях, приносит весточки от детей. За определённую мзду, разумеется. Однажды он даже допустил художника, который нарисовал последний портрет королевы. На нём Мария-Антуанетта похожа на настоятельницу монастыря, отрешённую от всех земных забот: на усталом лице лишь печаль. Королева потеряла королевство. Женщина смирилась со своей участью.
Мишони решает спасти королеву, помочь ей, чтобы получить обещанный де Бацом миллион. Но своей медвежьей услугой он лишь ухудшит положение Марии-Антуанетты и приблизит её конец.
Так возник пресловутый «заговор гвоздики», о котором толком никому ничего неизвестно, несмотря на то что Александр Дюма ухитрился написать на эту тему большой роман.
Это была третья неудачная попытка устроить побег королевы. По-видимому, сама судьба была против.
В среду 28 августа Мишони привёл в камеру какого-то незнакомца, пожелавшего за крупную сумму повидать королеву. При разбирательстве Мишони утверждал, что не знал, кто этот человек. Но он лгал, этого человека, шевалье де Ружвиля, хорошо знали в Париже: известный аристократ, который с другими убеждёнными роялистами защищал королеву от народного гнева 20 июня в Тюильри. Королева сразу его не узнала и стала дружески беседовать с Мишони, расспрашивать о детях. Незнакомец хранил молчание. Но вдруг, присмотревшись, побледнела, узнав его. Де Ружвиль, смелый человек, её защитник, она сотни раз видела его во дворце. Но почему он здесь? Что ему нужно? Жандарм не спускает о них глаз. Перед уходом де Ружвиль небрежным жестом бросил к её ногам маленький букетик красных гвоздик. Когда жандарм пошёл провожать посетителей, узница подняла цветы. В букетик была вложена маленькая записочка. Она расправила её, прочитала, и краска бросилась ей в лицо, то ли от страха, то ли от радости. Вот что было написано: «Моя покровительница! Я никогда Вас не забуду, всегда буду искать малейшую возможность, чтобы доказать Вам свою преданность и своё желание отдать свою жизнь ради Вашего спасения. Если Вам требуются триста или четыреста луидоров (1 луидор — шесть ливров. — Авт..), я доставлю вам их в следующую пятницу».
Этот великодушный человек предлагал ей баснословную сумму. Значит, существует очередной заговор? Снова попытка побега? А что если и она провалится, как и две предыдущие?
Королева решилась ответить. Но как? У неё нет ни карандаша, ни пера, ни чернил. Только обрывок бумаги. Тогда она накладывает текст иголкой.
Да, она согласна попытаться освободиться ещё раз. Деньги понадобятся на подкуп жандармов.
Королева просит Жильбера, своего охранника, передать эту записку, тому господину, который был у неё, когда он придёт снова.
Блеск золота привлекает его, но поблескивает и лезвие гильотины. Жандарм отлично знает, что ему грозит за «измену».
Он долго колебался, не зная, как ему поступить. Может, пригоршня золотых монет сделала бы его более сговорчивым, устранила сомнения, но у королевы в тот момент денег не было. Жандарм боролся с собой пять долгих дней. Шевалье де Ружвиль с деньгами почему-то не появлялся. Чувствуя невидимую пока угрозу, тюремщик сообщил о записке своему начальнику.
Через два часа возбуждённые комиссары конвента ворвались в Консьержери. Начался допрос всех участников «нового заговора».