Королева вначале всё отрицала, утверждая, что ничего не писала. Ей предъявили записку. Но в ней уже ничего нельзя прочитать, так как Мишони предусмотрительно её всю исколол. Он сам разыгрывал перед своими товарищами дурачка, от всего отпирался. На второй день под напором допрашивающих королева призналась: ей передали букетик красных гвоздик, но она не знает этого человека, так как прежде его никогда не видела. Она отрицает своё участие в каком-либо «заговоре». Но имя этого человека вскоре всё же становится известным комитету безопасности. Сыщики рыщут по всему Парижу. Человека, который хотел спасти королеву, не нашли. Но он своими опрометчивыми действиями лишь ускорил её гибель...
Мимо Консьержери нельзя пройти и не заметить большую высокую башню, которая называется башня Цезаря. В ней на первом этаже разместился рабочий кабинет Антуана Фуке-Тенвиля, бывшего прокурора парижского округа Шатле. Теперь с марта 1793 года гражданин Фуке-Тенвиль — общественный обвинитель революционного трибунала.
Из его окна видно, как телеги с осуждёнными ползут по мосту через Сену. В его комнате со стрельчатыми ребристыми сводами эпохи Филиппа IV Красивого депутаты парламента обычно отдыхали и попивали освежающие напитки, там, в августе 1793 года запустилась карательная «машина чистки».
Фуке-Тенвиль отправлял осуждённых на эшафот десятками и сотнями. Скоро в его руках окажется «вдова Капета», и он уже предвкушал расправу над этой женщиной. Скоро, очень скоро. Конвент уже принял декрет. Но почему медлит правительство, ему до сих пор не прислали пленницу? Общественный обвинитель 25 августа пишет в Комитет общественной безопасности: «Мой трибунал подвергается злобной травле в газетах и общественных местах за то, что до сих пор не занялся делом так называемой королевы».
2 сентября в доме мэра Парижа члены Комитета собрались на совещание. Камбон, Эро, Барер, Сен-Андре, Эбер и секретарь. Последний оказался шпионом, завербованным англичанами. На следующий день он переслал английскому резиденту в Женеве полный отчёт о заседании, который тут же попал в руки министра внутренних дел лорда Гренвилла.
Дискуссию по поводу «осуждения королевы на смертную казнь» открыл Камбон. Он знал, что один из членов комитета ведёт тайные переговоры в Брюсселе с представителями Вены и Берлина.
— Нельзя ли отсрочить исполнение смертного приговора, — спросил Камбон, — чтобы извлечь максимальную выгоду из задержки?
В ответ — взрыв всеобщего негодования.
— У нас в руках, кроме неё, Людовик XVII. Можно поторговаться и за его голову.
Со своего места вскочил взбешённый Эбер, журналист из «Папаши Дюшена».
— Я обещал парижанам голову Антуанетты, и если мне её не отдадут, я сам снесу её! Я это обещал от вашего имени, а без них вы ничто. Революция требует этой очистительной жертвы, а вы тут почему-то колеблетесь! Две наши неприступные крепости Майнц и Валансьен пали. Англичане захватили важнейшие порты. Второй по величине французский город Лион восстал. Колонии потеряны. В Париже голод. Республика в двух шагах от гибели! А вы колеблетесь!
Дискуссия продолжалась всю ночь. Камбон чувствовал, что он в одиночестве. На рассвете послали за Фуке-Тенвилем. Когда он явился, его спросили, каким образом намерен действовать общественный обвинитель, чтобы добиться желаемого результата?
— Необходимо восстановить институт присяжных. Нужно подобрать таких людей, на которых можно будет положиться, и как следует им заплатить!
28 сентября все названные Фуке кандидаты были одобрены комитетом конвента.
Вот список присяжных, которые будут судить королеву: хирург из Пиреней Субервье, печатник Никола — оба закадычные дружки Робеспьера, бывший прокурор Тумен, оценщик на аукционе Беснар, маркиз де Антонель, бывший депутат Законодательного собрания, сам Фуке собственной персоной, парикмахер Ганне, сапожник Дебуассо, владелец кафе Кретьен, шляпник Барон, музыкант Люмьер и два столяра Девез и Треншар — последний служил драгуном в Бурбонском полку.
Им всем хорошо заплачено, и Фуке лично их всех проинструктировал.
Нашёл он и адвоката — двадцативосьмилетнего Лагарда, которому поручил защиту «вдовы Капета».
Всё готово. Скоро ножу гильотины позволят упасть...
После так называемого «заговора гвоздики» Ружвиля комитет забрасывали народными петициями. Они потоками идут в трибунал и из Парижа и провинций. Все дружно требуют одного — «чтобы современная Мессалина, эта женщина, которую отвергают как сама природа, так и наше общество, получила возмездие, определяемое законом».