...Вечером после сытного ужина Сен-Джеймс отяжелел от выпитого вина. Его обычно меланхоличное, желчное лицо оживилось, а маленькие глазки поблескивали от удовольствия. Ему было приятно по просьбе кардинала остаться у него ещё на полчасика, после того как разойдутся гости, вместе с очаровательной смуглянкой, графиней Ламотт, которая, казалось, чувствовала себя в «Отеле де Роган» как дома. Что же в этом удивительного? Принц — человек тонкого вкуса.
Месье Сен-Джеймс был сама учтивость. Улучив подходящую минутку, кардинал рассказал о волнующем его деле, причём намекая, что всё покрыто плотной завесой тайны. Да, таковы женщины, тут уж ничего не поделаешь. И королева в особенности. Ему стало известно, что её величеству потребовалась крупная сумма денег, чтобы уплатить долг. Она ради собственного удовольствия влезла в долги, правда, с одобрения её величества. Но потом что-то у неё сорвалось, и она пожалела об этом.
— Вы, мой друг, конечно не хуже меня знаете, что любая разумная женщина признается мужу в расходах только после того, как долг возвращён. Но вся загвоздка состоит в том, что она не может получить эту сумму из общественных фондов...
— Несомненно, монсеньор, но разве мы вправе обсуждать столь скучные дела в присутствии очаровательной дамы, которая, как и все другие, думает о красивых розах, дорогих украшениях и любовных письмах?
Сен-Джеймс бросил косой взгляд на Жанну. Он был явно удивлён тем, что кардинал намерен обсуждать королевские секреты в присутствии своей подруги.
Жанна сказала с улыбкой:
— Месье, можете вполне положиться на меня. Я пользуюсь полным доверием одной личности самого высокого положения при дворе. Разве до вас не докатился такой слушок?
Месье Сен-Джеймс никак не мог со всей честностью это утверждать, но он не хотел произвести впечатление человека, которому недоступны подробности дворцовой жизни. Поэтому лишь загадочно улыбался и кивал головой с удвоенным почтением. Он попросил кардинала продолжать. Поняв, о чём идёт речь, он заговорил с отменной вежливостью воспитанного человека:
— Ни вы, монсеньор, ни мадам не должны ни на секунду сомневаться, что в моём департаменте, как и в любом другом, слово королевы — закон. И я испытываю огромное желание ей помочь. Но сумма настолько велика, что мне хотелось бы услышать всё от неё самой. Думаю, это вполне разумно. Короче говоря, необходима встреча...
— Всё это можно организовать, — воскликнул кардинал. — Правда, со всеми предосторожностями и соответствующей подготовкой, не так ли, графиня?
— Не может быть никакого сомнения! — подтвердила Жанна. — Если мне предоставят время, то я, наверное, смогу убедить её величество в необходимости принять предложение месье Сен-Джеймса. Но нельзя забывать об абсолютной секретности.
Они обо всём договорились и расстались с большой сердечностью. В голове графини де Ламотт-Валуа уже созревал соблазнительный план появления новой мадемуазель Оливы, с помощью которой она могла бы добавить ещё несколько десятков тысяч ливров к своей заработанной «честным трудом» сумме. Но сейчас она старалась об этом не думать — в данный момент это неудобно, — и, вернувшись в свой маленький домик, часа два сортировала и упаковывала вещи на случай, если придётся в спешке бежать.
Через несколько дней она с расстроенным видом сообщила кардиналу о новом капризе королевы. Ах, привередливые создания! Хотя она и не отвергла сразу предложение Сен-Джеймса, но была очень расстроена «предательством кардинала». «Я хотела сохранить это в большой тайне между нами, — сказала королева. — Но если его не устраивает, пусть пеняет на себя. Я найду деньги и через месяц выплачу свой долг. Для этого мне не нужен Сен-Джеймс. Разве может королева испытывать подобное унижение? Я холодею от мысли, что кардинал мог рассказать об этом и вести себя подобным неучтивым образом».
Кардинал бурно запротестовал. Во всём виноват Бёмер, этот жадный хищник! Он повёл себя самым неучтивым образом, а не он, кардинал. А предложение Сен-Джеймсу было сделано только ради того, чтобы лишить королеву даже самой малой заботы. Пусть будет так, как она пожелала.
Де Роган никак не мог успокоиться. Он уже не в том возрасте, чтобы хладнокровно переживать весь этот ужас. Будь он лет на двадцать моложе, королеве не пришлось бы жаловаться на него!
С каким упоением делился он воспоминаниями о прошлом со своим верным другом Жанной! Она, конечно, передаст королеве только те слова, которые помогут отстоять его перед королевой, она же такая умница. Она, и только одна она понимает его сердце.