Она разорвала листок пополам, поднесла его к горящей свече.
— У этого человека постоянно в голове возникают какие-то безумные замыслы. Передайте ему, что я больше никогда в жизни, до самой своей смерти, не буду покупать бриллианты. И если у меня появятся свободные деньги, то я лучше их истрачу на недвижимость в Сен-Клу.
— Должна ли я послать за ним?
— Ни в коем случае. Достаточно того, что вы с ним когда-нибудь, при случае, встретитесь. Позовите мою чтицу, пусть немного почитает для успокоения. Моя душа так устала...
Дня через четыре мадам Кампан покинула Версаль, чтобы немного побыть в своём загородном доме. На сердце у неё было тревожно. Она уже предчувствовала грозу, и её всё больше пугали самые дикие слухи, которые из Парижа доходили и до этой сельской глуши. Ей требовался отдых, чтобы собрать силы и во всём поддерживать королеву. Как здесь тихо: на зелёных лужайках словно чарующая музыка журчат ручейки, стекающие с подернутых изумрудным плющом скал, тишина царит в доме, бесшумно передвигаются слуги. Здесь можно громко разговаривать, спокойно спать, не боясь чужих глаз и ушей, как в Версале. Да, она скоро восстановит силы.
На четвёртый день отдыха, когда мадам сидела на лужайке под большим деревом, подошла её верная Мари.
— Мадам, месье из Парижа просит чести быть вами принятым. Это... месье Бёмер.
— Бёмер? — в удивлении переспросила мадам Кампан, уронив от неожиданности книгу. — Ах, да, ювелир королевы. Хорошо, приведите его сюда, Мари.
Какая удобная возможность исполнить поручение королевы, чтобы прекратить глупые демарши выжившего из ума старика.
Бёмер медленно шёл за Мари, и мадам Кампан сразу заметила, что он явно не в духе. Ювелир был очень бледен, глаза у него бегали. «Видимо, королева права, — подумала она, кивнув посетителю. — С головой у него не всё в порядке. Чем иначе объяснить такое таинственное поведение?»
— Садитесь, месье, — пригласила его хозяйка.
— Тысяча благодарностей, мадам. Но мой визит будет настолько кратким, что я вполне могу и постоять. Прошу простить меня за вторжение, но мне непременно нужно знать, есть ли у вас какое-нибудь письмо для меня от королевы?
— Нет, она ничего мне не давала. Но у меня для вас есть её, так сказать, устное послание.
Он вздрогнул.
— Ах, мадам! Это так важно для меня!
Мадам Кампан повторила слово в слово то, что ей сказала королева. Надежда сразу же погасла в глазах у старика.
— Ну, а ответ на то письмо, которое я ей послал? К кому мне за ним обратиться?
— Ни к кому. Её величество сожгла вашу записку, толком в ней ничего не поняв.
Лицо у него задёргалось.
— Мадам, но это просто невозможно. Её величество прекрасно знает, что должна мне деньги, и я пока их не получил.
— Деньги? Месье Бёмер, о чём вы толкуете? Последние ваши счета, присланные королеве, были давным-давно оплачены.
— Мадам, простите меня, но вы не посвящены в эту тайну. Человек, которому грозит разорение и нищета из-за долга в четыреста тысяч ливров, не может принять в качестве уплаты лишь проценты по ним.
Она, ничего не понимая, молча смотрела на него. Каждое произнесённое Бёмером слово явно указывало на верность поставленного королевой диагноза — он на самом деле сошёл с ума. Фрейлина с тревогой посмотрела на окна дома, мысленно измеряя расстояние до надёжного убежища. Сумеет ли она вовремя до него добежать?
— Вы в своём уме? — наконец выговорила мадам. — За что королева задолжала вам такую баснословную сумму?
— За ожерелье, мадам. За моё бриллиантовое ожерелье.
Снова она убеждалась в его безумии.
— Послушайте, ведь вы лично мне говорили, что продали его в Константинополе. Да соберитесь вы, наконец, с мыслями, месье Бёмер. Я уже устала слышать об этом проклятом ожерелье.
— Я тоже, — мрачно ответил он. — Да, я говорил вам о его продаже турецкому султану. Но это королева потребовала, чтобы я говорил именно так всем, кто будет интересоваться судьбой моего украшения.
Вдруг до мадам Кампан дошло, насколько серьёзно всё это дело. Теперь она понимала, что перед ней не безумец. В тоне, выражении лица было что-то такое, что говорило о его правоте. Она встала перед ним, бледная, как полотно, и теперь выглядела не лучше просителя.
— Месье Бёмер, вы отдаёте себе отчёт в том, о чём говорите? Как вы смеете допускать подобные инсинуации в адрес королевы?