— Передайте моё величайшее почтение, граф, их высочествам и заверьте их обоих в том, что я окажу всё своё влияние на английское правительство, чтобы замять этот громкий скандал. Вы, конечно, знаете, что это трудно, но мы постараемся. Однако если она отпечатала тираж где-нибудь на континенте, то, боюсь, мы ничего не сможем сделать.
Он картинно пожал плечами. Шеридан любил играть на сцене, и на сей раз в его игре чувствовался тонкий привкус Версаля, так как дело касалось самой королевы.
Де Ферзен уходил от него с тяжкими предчувствиями. Королеву впереди ожидали новые мучения. Как она сумеет с ними справиться? Никаких особых обвинений арестованному Ламотту нельзя было предъявить, кроме оказания сопротивления полиции и угроз. Его вскоре освободили из-под стражи, и авантюрист вернулся к своей обычной жизни. Де Ферзен был уверен, что все нити заговора теперь в его руках. Но какое до всего этого дело здесь, в Англии? Да, он не смог послужить своей королеве.
Граф мчался к Парижу, не обращая внимания на мелькавшие у него перед глазами нищие деревушки, в которых давно поселились нужда и отчаяние.
Когда это всё закончится? Какая новая, могучая власть восторжествует в весёлом Париже после гибели королевы? Какое чудовище вот-вот должно появиться на свет? Какие последствия будут иметь ложь и клевета, если эта книга будет опубликована? Судьба использовала Жанну де Ламотт в качестве своего послушного инструмента и, раздавив её, как гадюку, пошла дальше. Жанна умерла, но другие, такие же страшные фигуры появятся на подмостках, и новые актёры разыграют новые ужасные трагические сцены. Начнётся драма вселенских масштабов, и кто различит в ней лица публики, кто услышит эти чудовищные аплодисменты?
Прискакав в Париж, де Ферзен тут же отправился в салон принцессы. Он, увидав её ждущие ясные глаза, сразу же почувствовал горечь. Первые же его слова лишили её всякой надежды.
— Всё пропало. Эта стерва дрянь, но у меня нет уверенности, что её мемуары не увидят свет.
Тереза, видя, в каком он подавленном состоянии, как устал в пути, молча пододвинула стул поближе. Граф всё рассказал.
Когда он закончил, де Ламбаль тихо сказала:
— Не отчаивайтесь! Нельзя сделать невозможное! Что же вам ещё оставалось?
— Вероятно, нужно было взять её в заложницы. Заставить её замолчать, сделать так, чтобы сама её жизнь стала для нас надёжной гарантией. Но увы, ничего не вышло. Королева ещё ничего не знает? Она ещё надеется?
— Увы, королеве всё известно.
Наступило продолжительное молчание. Потом граф сказал:
— Это — очередной для неё удар. Вам, принцесса, придётся выбирать другого гонца, если потребуется выполнить какое-то особенно важное поручение. Прошу вас покорно, передайте её величеству мои самые искренние сожаления.
— Её величество хочет вас видеть и поблагодарить за всё, что вы сделали для неё. После меня вы пойдёте прямо к ней. Но прежде я хочу кое-что сказать. Она меняется с каждым днём, становится всё сильнее. Теперь королева пытается взять всё на себя, король сейчас просто пешка. Только не нужно её жалеть, — с тревогой в голосе предостерегла принцесса. — Знаете, что она мне сказала? — «Я всегда умела быть надёжным товарищем. Могла бы всё изменить, если бы только раньше понимала. Теперь я всё понимаю».
— Я тоже, — ответил де Ферзен. — Нет, мадам, я не стану унижать королеву своей жалостью. Ни сейчас, ни потом. Я искренне за всё вас благодарю.
Он отправился на встречу с королевой, и сердце его переполнялось гордостью и тихой радостью. Это награда за все мучения! Снова и снова он повторял поговорку своей северной страны: «Тот, кто держит над головой зонтик, не видит радуги».
В маленькой приёмной в Версале в ожидании вызова граф никак не мог придумать нужных слов. Ну да ладно, будь что будет. За окном в большом саду били блестящие струи фонтанов, в воздухе чувствовался запах наступившей весны. Нарядные мужчины и женщины прогуливались по красивым, ухоженным аллеям, они смеялись и оживлённо разговаривали, словно ничего не происходило, и ничто не тревожило их повседневной привычной жизни.