Иоланда полюбила Анжер – величественный замок с просторными залами, с великолепными гобеленами, где изображены сцены из Апокалипсиса, – эти полотна были заказаны свекром Иоланды и вытканы по эскизам мастера из Брюгге. Когда она впервые обратила внимание на их красоту, Людовик с гордостью сказал:
– Лучшие парижские ткачи трудились над ними целых пять лет. Думаю, во всей Франции мало найдется столь прекрасных полотен.
Иоланду завораживают замысловатые узоры на гобеленах, мастерство, с которым они изготовлены. Она любит неспешно ходить вдоль них по залу, проводя пальцем по ткани и глядя, как разноцветные нити сплетаются в историю.
Но сколько бы сокровищ не таил замок – а их там великое множество, – то, что ее сильнее всего восхищает, лежит за его пределами.
– Людовик, смотрите! – взволнованно позвала она мужа в первый день. Тот подошел и встал рядом с ней на балконе, глядя вниз, на Луару, которая лениво несла свои воды мимо подножия замка. – Вы только поглядите! Отсюда видно слияние трех рек! Разве не прекрасно? – восклицает она.
– Да, моя дорогая. Это Мэн, Майен и Луара, – говорит Людовик, с улыбкой глядя на нее.
Конечно, за годы он уже привык к этому виду, но она может часами сидеть и смотреть, как три реки сливаются воедино. Она пытается распознать, откуда плывет тот или иной корабль, и порой даже верно угадывает, что за груз он везет. Но по реке в Анжер прибывают не только грузы – в замок течет бесконечный поток гостей и купцов, которые привозят дивные товары со всей Европы – даже из Средиземноморья, а то и из более дальних краев.
Вскоре новоиспеченная хозяйка Анжера понимает, что этот замок – предмет особой гордости всего дома Анжу. Здесь можно в полной мере проникнуться величием этого семейства. Иоланда часто слышала об «анжуйской мягкости» – теперь она понимает, что это такое. Несмотря на суровую монументальность Анжерского замка, его окрестности дышат особой нежностью. Иоланда не знает, уместно ли здесь такое слово, но именно нежность она чувствует, живя здесь.
Каждое воскресенье они со свитой направляются в собор Святого Маврикия – восхитительное сооружение, сочетающее низкие, округлые римские арки со стрельчатыми, устремленными ввысь; Иоланду то и дело подмывает поднять глаза от Часослова и взглянуть на них. Как-то воскресным вечером, после обеда, они с мужем обсуждают красоту собора, и вдруг их одновременно осеняет идея.
– Почему бы нам не пристроить к собору капеллу и не назвать ее в нашу честь? – спрашивает Людовик. – Ее свод будут украшать гербы Сицилии, Иерусалима, Арагона и Анжу. Туда мы сможем поместить главную святыню Анжера – обломок Животворящего креста, который привез сюда сам Людовик IX, святой король.
И они обнимаются, радуясь, что им обоим пришла в голову такая чудесная мысль.
Когда Иоланда рассказывает об этом Хуане, эта идея производит на ее глубоко религиозную наперсницу большое впечатление.
– Мадам, вы ведь понимаете, что ваша капелла станет святым местом, если вы будете там хранить реликвию Страстей Христовых?
Иоланда, радостная, бежит сообщить об этом Людовику.
…В замке у Иоланды есть свои слуги. Ей прислуживает немало женщин, которые хлопочут по хозяйству, и придворных дам. Кроме того, к Иоланде приставлена дюжина юных фрейлин. Одевать этих девушек – одна из обязанностей Иоланды. Ткань, которую она выбирает прислужницам для платьев, указывает на их статус в ее окружении. «Как бы я с этим справилась, если бы не мать Людовика?» – думает она.
– Ваши фрейлины, дорогая Иоланда, должны ходить в шелке и бархате из Италии и Парижа, а прочие слуги пусть носят одежду попроще, в соответствии со своим статусом, – наставляет ее Мария де Блуа.
Сейчас в моде яркие цвета. Люди носят алый; розовый – от нежно-телесного до сочного цвета фламинго; фиолетовый – цвет королей и цвет скорби; темно-синий и сапфировый; оттенки золота и зеленых камней – изумруда и хризолита. В какой бы замок ни направлялась Иоланда, ее везде встречают дамы, одетые во все цвета радуги. Она решает послать в Париж за тканями и за швеей, чтобы она сама и ее фрейлины не терялись на этом фоне.