Оставалась ещё возможность отправиться на запад, к Маниле. Переход, по его оценке, в девятьсот лиг, то есть около шести тысяч километров. Без карт.
Мало того, что без карт можно промахнуться мимо этих островов, потому что Филиппины тянутся на сотни миль: при таком плачевном состоянии матросов и судов до них вообще невозможно дойти.
Исабель всё время молчала.
Слово взял викарий Эспиноса. Он перечислял аргументы в пользу отъезда.
— Индейцы и лихорадки обрекают всю экспедицию на неминуемую гибель. Стало быть, нам нечего терять, если мы выйдем в море. Положимся на милость Божию; если и найдём кончину в волнах — то по Господней воле...
Доводы священника опиралось на непреложный факт: все люди аделантадо отправлялись на Соломоновы острова, а находились теперь в ином месте.
На эти слова, косвенно обвинявшие Менданью в нерадении, впервые отозвалась Исабель.
С тем же бесцветным, стеклянным взглядом, который смущал всех вокруг, но знакомым своим голосом она заявила:
— Губернатор не совершил ошибки.
— Всячески прошу простить меня, — ответил Кирос. — Губернатор не привёл корабли туда, куда обещал.
Поначалу Кирос, казалось, противился самой мысли об отплытии. Теперь он вдруг переменил мнение и энергично поддержал довод Эспиносы, энергично отчеканив:
— Мы не находимся в месте назначения, которого ожидали.
— И кто виноват? — резко спросил Луис.
— Я следовал инструкциям аделантадо.
— Лучше скажите: аделантадо доверился вам, Кирос!
— Аделантадо действительно доверял своему главному навигатору, — поддержал брата Диего. — А главный навигатор всегда действовал неожиданно, непонятно, и привёл нас ко входу в ад, где мы потеряли «альмиранту»!
— Прекрасно. Раз вы заговорили таким тоном... — Кирос побледнел. — Требуйте моей отставки.
Капитан, обычно вообще не носивший оружия, отстегнул шпагу от перевязи и швырнул на стол. Обращаясь к одной Исабель, он произнёс:
— Увольте меня и выберите кого вам угодно для управления судами!
Луис с угрозой двинулся к нему:
— За такое непослушание лишали жизни людей и получше вас!
— Молчать! — крикнул Лоренсо и с трудом поднялся на ноги. — Кончайте дурить оба!
Он пристально смотрел на братьев. Диего с Луисом уже готовы были возразить. Лоренсо предупредил их:
— Я комендант лагеря и военный начальник. Приказываю вам принести извинения капитану Киросу!
И все с вопросом посмотрели на Исабель.
Не подымая глаз, она сказала:
— Последние дни выдались тяжелы и для нас, и для вас, сеньор Кирос. Нервы у всех на пределе. Мы уважаем ваши способности и нуждаемся в вашей помощи. Благоволите простить это оскорбление вашей чести.
— Принимаю ваши извинения, сеньора. И разделяю вашу скорбь о потере нашего незабвенного губернатора. Буду служить вам, как служил ему. Верно и со знанием дела.
Эспиноса воспользовался случаем:
— Так вывезите отсюда этих несчастных!
— Вчера — или это было или позавчера, падре? — усмехнулся Луис, — вы говорили совершенно обратное: хотели остаться на Санта-Крус нести благую весть туземцам!
Викарий не обратил внимания на насмешку:
— Покорнейше прошу Её сиятельство донью Исабель, гобернадору этого острова, о милостивом дозволении говорить от имени всех умирающих.
Луис не унимался:
— Он дьяволу душу заложит, лишь бы его доставили в родной монастырь в Лиме!
Не разжимая губ, Исабель сказала:
— Довольно.
Подумав, она произнесла так же не шевеля губами:
— Благодарю вас, падре, что известили меня о пожеланиях колонистов и о происходящем в лагере.
— Позволит ли мне Ваше сиятельство записать у секретаря десять причин, по которым эти люди подписывали петицию с просьбой об отплытии?
— Протокол за подписью королевского нотариуса? Куда как предусмотрительно! — с иронией откликнулся Луис. — Или вы боитесь того, что у нас ожидает мятежников?
Устало — а может быть, с презрением ко всеобщей злобе и грубости — она прошептала:
— Я дозволяю викарию Эспиносе записать в присутствии нотариуса представленные им доводы. Я прочту их и обдумаю. Теперь извольте все удалиться.
Такое беспристрастие было до того на неё не похоже, что послушались даже братья. Лоренсо с трудом поднялся и ушёл, всем весом опираясь на плечо Марианны.