Тогда подумали о трёх монахинях, живших в совсем новом монастыре Санта-Клара. Но ещё прежде, чем сойти на берег, донья Исабель недвусмысленно объявила: в монастыре она жить не будет. Она даже объяснила это начальнику порта, а затем очень ясно сказала то же самое судье и таможенным чиновникам, осматривавшим судно: после многомесячного заключения на море она не вынесет заточения за стенами. За любыми — всё равно у кого. В том числе и в келье манильских кларисс.
Братья Баррето, наконец, решили проблему, обратившись к племяннику покойного губернатора — сибариту дону Эрнандо де Кастро, с которым за короткое время успели свести дружбу.
Сорвиголова и повеса, ровесник братьев, капитан Кастро легко согласился съехать из дворца на Пласа-Майор. Вещи он перевёз на другой берег реки, в загородный дом, который делил с временным губернатором Дасмариньясом — своим кузеном и неразлучным другом.
Все одобрили такой выход из положения. По всей видимости, другого хозяина, нежели дон Эрнандо, нельзя было и придумать.
Совпадение его фамилии с Баррето де Кастро давало повод думать, что они в родстве. Это было не так, но была тут и доля истины. По матери, донье Беатрис де Кастро, кастелянши замка Торес в Галисии, Эрнандо приходился троюродным племянником Менданье де Нейра. Более того, покойный аделантадо родился в деревне Конгосто округа Бьерсо — меньше, чем в сотне километров от того замка, где вырос Эрнандо. Он знал историю рода Менданья, в том числе один эпизод, неизвестный никому в Новом Свете: отца дона Альваро осудили и повесили за несколько убийств буквально через пару часов после того, как у него родился сын. Кроме того, Эрнандо знал, что сироту воспитывал дед из рода Гарсия де Кастро, который и ему приходился прадедом. Это соседство и общее прошлое семей давало ему право принимать у себя в Маниле вдову аделантадо Менданьи.
Но гостеприимство дона Эрнандо было не простым применением правила учтивости. Аделантадо в Галисии был знаменитостью. Ещё ребёнком Эрнандо слышал про открытие Соломоновых островов, про то, какие титулы пожаловал король его соседу и родичу. Он мог бы даже сказать, что власть аделантадо над всеми островами, открытыми в Южном море, заворожила его.
Теперь он любил напоминать, что с разницей в поколение их судьбы шли параллельно и совпадали во многом... Как Менданья последовал за дядей — губернатором Лопесом Гарсией де Кастро — в Перу, так и Эрнандо отправился на Филиппины за дядей — губернатором Гомесом Пересом Дас Мариньясом.
Менданья прибыл в Новый Свет в 1564 году. Эрнандо — четверть века спустя, в 1589. Оба они занимали одно и то же положение, которому многие завидовали и многие осуждали: губернаторский племянник.
Обоих это родство очень рано, без заслуг и богатства, вознесло на самый верх иерархической пирамиды, и оба вполне сознательно этим пользовались. Отнюдь не удовлетворяясь придворными интригами, они трудились, чтобы стать отличными моряками, великими капитанами. В двадцать пять лет Менданья повёл свою первую экспедицию в Южное море. Кастро в двадцать два ходил в Китай.
На этом сходство кончалось. Никто бы и не подумал их сравнивать, если бы эту аналогию не вбил себе в голову сам Эрнандо.
И прибытие в Кастилью Антиподов корабля-призрака покойного Менданьи конечно же заинтересовало его.
Встречая свою сиятельную родственницу вместе с главными лицами города, он нашёл её не то чтобы пожилой, но женщиной другого поколения, красоту которой моряки преувеличивали. В заморской пришелице, в царице Савской не было ни экзотики, ни даже роскоши знаменитой возлюбленной царя Соломона. Можно было заметить, как ловко она спрыгнула в шлюпку, отвозившую её на берег, но по земле шла, пошатываясь. Это было вполне естественно после долгих месяцев в море — Эрнандо ли было этого не знать? И всё же траур, в который она была облачена, чёрные вуали, обморок в соборе приличествовали больше императрице в изгнании, чем жрице любви.
Величава? Бесспорно. Хороша собой? Верно. Но страшно измождена.