Власти пришли к такому же суждению и все положенные празднества в её честь отложили на неделю — точнее, на вторник 20 февраля 1596 года.
Возблагодарили Господа за благополучное прибытие «Сан-Херонимо». Но для пиршества и бала дожидались, чтобы донья Исабель оправилась от дорожных испытаний. Более того: чтобы забыла их.
Она всё поняла.
Никого не принимала. Даже братьев, даже хозяина дома — капитана де Кастро.
Восемь дней тишины и покоя.
До 20 февраля.
Загородный дом, в котором поселился дон Эрнандо, был построен для его дяди, покойного губернатора Гомеса Переса Дас Мариньяса. Дом был одноэтажный, наполовину каменный, как все испанские строения, наполовину бамбуковый, как все филиппинские жилища. Маленький дворик напоминал севильские патио, крыша из мангровых пальм и веранда, как в местных хижинах — получилось что-то смешанное. Дом стоял посреди лужайки в глубине роскошного сада. Между кустов пурпурных бугенвиллий и лужайки с ослепительно белыми сампагитами[27] виднелся мутный поток Пасиг — речка, протекающая через город и впадающая в бухту.
Птицы молчали — ни крика. Но в этот ранний час от веранды доносился плеск воды: Эрнандо кейфовал в бане — бочке, выставленной на улицу. Слуга-филиппинец поливал его из шайки; звук был похож на рассветное журчанье горного ручья. Божественно! Так здорово, что он никак не хотел вылезать из бочки.
Дон Эрнандо умел получать удовольствие. Любил роскошь и славу.
Говорили, что восемнадцати лет от роду он начал карьеру настоящим подвигом. Когда юноша впервые отправился на Филиппины, всего ещё только мичманом на корабле дяди, у острова Мариндуке поднялась страшная буря. Крушения было не избежать. Люди уже считали себя погибшими. Кому могло понравиться броситься за борт, в темноту, в бушующие волны? Никому — только мальчишке, которого риск возбуждает, опасность подталкивает. Посреди общей паники он обернул вокруг тела королевское знамя драгоценный символ, вверенный ему. Потом схватил очень длинный канат и привязал к мачте.
И прыгнул в воду, зажав канат в зубах. И как только он не выпустил его, когда в лицо ударили волны? Удивительно! Все думали, что юнец разбился о скалы, а он доплыл до острова, воткнул в песок испанский флаг, а канат крепко привязал к пальме. Затем по этой верёвке, которую Эрнандо сообразил прихватить, он по очереди переправил на берег товарищей.
Корабль затонул. Но люди спаслись. Каким чудом? Опять же загадка. Больше двух недель они пробыли без еды и питья, отбиваясь от воинственных туземцев. Товарищи дона Эрнандо до сих пор признавали, что именно благодаря ему, его смекалке и жизнелюбию, они не впадали в отчаянье. Держаться и не сдаваться! В конце концов, как Эрнандо и говорил, дядин корабль обнаружил их и доставил целыми и невредимыми в Манилу.
Это было первое кораблекрушение. С тех пор Эрнандо пережил ещё много других. Назначенный капитаном солдат и матросов филиппинского флота, он разбился о скалы у берегов Кохинхины. Затем познакомился с португальской тюрьмой в Макао, с китайской темницей в Малакке и со страшными узилищами Кантона. Много раз попадал в заключение, всякий раз бежал и заслужил репутацию храбреца.
Если приглядеться, пребывание за решёткой лишний раз духовно роднило его с родственником по плоти — аделантадо Менданьей. Тот всю молодость провёл в тюрьмах Нового Света. В остальном Эрнандо был легче характером, чем аделантадо, прагматичней его и сластолюбив, как тот никогда не бывал.
Когда он не был в море, то лихорадочно предавался малейшему удовольствию, словно боялся, что у него отнимут это счастье. Он до бешенства любил восточную роскошь, смаковал наслаждения Манилы: ведь Провидение могло отправить его обратно в суровый галисийский замок...
Он наслаждался каждым приятным чувством, всячески стараясь не упустить ни одного из плодов, произведённых землёй, испробовать все радости, которые могла дать ему жизнь.
Высшим блаженством было для него найти в Кастилье Антиподов женщину, которая придётся ему по вкусу. А вкусы его по этой части были весьма разнообразны. Ослепительная улыбка индианок (уроженцев Филиппин испанцы звали индейцами), кротких и ласковых, его трогала. Кожа, походка, грация, красота китайских полукровок — потрясали. Короче, туземным подружкам у дона Эрнандо не было счёта. Они ему нравились намного, намного больше, чем дочери и вдовы идальго: те все стремились за него замуж.
Эрнандо ясно понимал, как шикарен для Манилы был человек вроде него: молодой, знатный, да ещё и не обезображенный. Ведь многие испанцы носили следы сражений с разными племенами, которые повсюду поднимали восстания. В Чили мапуче, в Перу — кечуа. А хуже всех — филиппинские малайцы-мусульмане из Минданао, которые так и не покорились. Поэтому у многих белых на лицах были ужасные шрамы.
27
Сампагита (другое название — арабский жасмин) — типичный на Филиппинах цветок. Бугенвиллея там не растёт.