А идея была не маленькая.
Овладеть Камбоджей и Лаосом. Завоевать Сиам и низложить его короля.
Эрнандо — товарищ Луиса во всех делах — не был вполне уверен в этом предприятии. Но при таком случае он рассчитывал отомстить за смерть человека, которому всем был обязан: своего дяди губернатора Гомеса Переса Дас Мариньяса, убитого мятежниками-китайцами на корабле.
Оба юноши так и не оправились от этой трагедии. Луис из-за неё до злобы возненавидел «санглеев» — живущих в Маниле китайцев. Эрнандо же собирался обогатиться за их счёт и всячески старался их ощипать.
Дело было трудное.
Ведь на них, на санглеях, покоилась вся экономика города. Они поселились в Маниле при малайских раджах, владевших архипелагом прежде белых, и уже много десятилетий торговали здесь. Но испанцев тревожила их многочисленность: они переселялись сюда целыми ордами. Власти старались ограничить их въезд. Несколько чиновников только тем и занимались: выдавали китайцам лицензии, проверяли документы, силой сажали на корабли нежелательных. Остаться могли только те китайцы, что были необходимы для торговли. Но и этим корона не доверяла. Она подозревала их в намерении овладеть Филиппинами.
Поэтому китайцев поселили за высокой стеной Париана — болотистого квартала, охраняемого солдатами. Ни один санглей не имел права под страхом смерти выходить из него после захода солнца.
Когда кули убили губернатора, тревога и подозрительность стали ещё сильнее. Впрочем, отец Дасмариньяса стал жертвой не восстания в Париане, а обычного грабежа. Китайские работники, которых он силой забрал гребцами на свои корабли, в отместку зарезали его в море вместе со всеми офицерами. Затем они сбежали в Китай. Посуду и прочее серебро губернатора убийцы продали богачам в провинции Фуцзянь, а королевский корабль с пушками — мандаринам города Цзяньчжоу.
Дон Луис, заняв место отца, отправил протест против этих действий китайскому императору. Тот не счёл нужным ответить. Император не только не вернул корабль, но даже не извинился перед Его Католическим Величеством.
Оскорблённый Дасмариньяс отправил в Пекин посла. Отважным дипломатом был не кто иной, как его кузен Эрнандо. Миссия его закончилась быстро: тюрьмой сразу по высадке.
Прибрать к рукам Испании Сиам под носом зарившихся на него китайцев, овладеть Камбоджей, утвердиться в Лаосе — это всё представлялось если не справедливым возмещением, то соразмерным оскорблению отмщением. Кастро и Дасмариньяс бодро взялись за дело.
Три года находясь у власти, они подобрали такую клиентелу, которая позволяла им при любых обстоятельствах оставаться первыми официальными лицами в Маниле. Они знали, что в самом скором будущем им придётся отчитаться за расходы перед преемником, который прибудет на смену — законным губернатором, получившим пост не по наследству от отца, а по королевскому выбору. Этого губернатора ожидали в июле. Для разведки корона уже выслала человека, уполномоченного навести порядок в управлении Филиппинами: генерал-лейтенанта дона Антонио де Морга. Умный и хитрый, Морга не позволял себе критиковать молодого Дасмариньяса, зная, как тот популярен и у духовенства, и среди солдат и купцов. Поэтому в многочисленных рапортах для Эскориала он ставил временному губернатору в упрёк только возраст и никак не унимавшуюся воинственность, направленную против убийц его отца. Он даже не обращал внимания на факт, что нелюбовь Дасмариньяса к китайцам ничуть не мешала ему вести с ними дела. Между прочим — вопреки закону, запрещавшему испанским военным и чиновникам обогащаться путём торговых операций. Запрет был строжайший, но Дасмариньяс с кузеном Кастро нарушали его без зазрения совести: оба лихо спекулировали. Прожив шесть лет на Филиппинах, они стали самыми влиятельными европейцами даже в китайском квартале. Вся торговля между Востоком и Западом проходила через них. Свои проценты они получали от обеих сторон.
— Какие новости из порта? — спросил Эрнандо, заворачиваясь в полотенце, которое бросил ему Дасмариньяс.
— Пришли джонки. Больше, чем в прошлом году.
— Наши приказчики работают?
— Ждут, когда таможенники все проверят, а потом отправят в к нам в амбары. Обычное дело. Скоро я туда сам поеду.