Но этот достойный дворянин согласился с моими благочестивыми доводами и признал, что в душе и по совести тот, кто попытается помешать моему путешествию, обречён гореть в аду».
Такая недобросовестность лишь подхлестнула его противника. Кирос же продолжил своё дело в следующем памфлете, написав ещё, что капитан Кастро предлагал ему взятку в несколько тысяч песо, чтобы он оставил королевскую службу и отказался от дальнейших поисков. Эта клевета довела бешенство Эрнандо до пароксизма.
Потеряв всякое чувство меры, он решил опередить португальца.
Кирос с большой помпой вышел из гавани 21 декабря 1605 года в три часа пополудни. Он командовал флотилией из трёх кораблей со ста шестьюдесятью членами экипажа, включая духовных лиц. Отплытию из Кальяо салютовало столько же пушечных выстрелов, как некогда Менданье.
Ни капитана Кастро, ни его супруги при этом не было.
По счастью, вице-королём Перу был тогда бывший вице-король Мексики, покровитель Эрнандо — граф Монтеррей, который не разделял симпатии грандов к Киросу.
Конечно, он не мог себе позволить официально поддержать предприятие, направленное на дискредитацию кандидата короны. Но мог смотреть сквозь пальцы и попустительствовать. Если Кастро добьётся успеха, а португалец потерпит крах — Испания будет в выигрыше. Тогда Монтеррей и одобрит весь проект.
Только один человек был против: Исабель.
Она чувствовала, что Соломоновы острова встают между ней и мужем, разделяют их. Воспоминание о собственной экспедиции стало постоянной мукой. Кошмарные видения продолжали преследовать её. А бессонными ночами она твердила всё одно и то же.
«Эрнандо, душа моя, я теряю тебя безвозвратно! — в ужасе думала она, обеими руками унимая бьющееся сердце. — Могла ли я поддерживать тебя, помогать тебе, когда у меня было одно желанье: не дать тебе броситься в это безумное приключение?
Уезжай, Эрнандо, отправляйся... Но не проси меня быть соучастницей твоей гибели. Только об одном ты можешь просить меня: не вмешиваться. И поверь мне — эта безучастность для меня больше, чем жертва! Если я тебя отпускаю — значит, позволяю умереть. А больше этого, Эрнандо, я, конечно, не могу дать доказательства любви.
Ты упрекаешь меня: я не следую за тобой — значит, разлюбила. Но как следовать, если нет веры? Из любви к тебе я должна притворяться? Чепуха! Это значило бы обмануть тебя и предать.
Ты ревнуешь к аделантадо; думаешь — я никогда тобой не гордилась, не восхищалась, как им, даже не была так влюблена. Какое заблуждение! Чем больше проходит времени, тем лучше я понимаю, насколько не понимала Альваро. Он был моим божеством — это верно. В какой-то мере им и остаётся. Но сегодня я не могу удержать себя от мысли, что он был мечтателем, ослеплённым своей химерой. И не прощу ему, что он потащил четыреста человек за собой в путешествие, догадываясь, что оно может быть напрасным. И мне обидно, что он заставил меня в него поверить. И очень жаль, что он дал моему энтузиазму одолеть, смять себя... Но при чём тут Альваро? Зря я позволила тебе приписать ему такое значение, которое в нашей жизни вовсе не имеет смысла.
Мне уже давно кажется, что мы все вместе играем в игру, где каждый берёт роль другого, занимает его место. Я превратилась в Альваро, который делает вид, что разделяет мечты того, кто моложе. Но... в том-то и дело, что я не могу притвориться так, как Альваро, будто верю в них! Не могу обманывать тебя, утверждать, будто Соломоновы острова — по-прежнему мечта моей жизни! Жизнь моя здесь, в Лиме. В этом доме. С тобой.
Может быть, и с детьми: они у нас ещё могут быть. И только так... Ты говоришь, что мои сомнения и колебания означают как раз обратное. Настаиваешь на том, что я сама для себя умерла, что не похожа на ту, на ком ты женился, что, переменившись, я предала себя и тебя. Утверждаешь, будто я стала трусихой. А на самом деле, Эрнандо, это ты сам боишься... Или что-то от меня скрываешь? Как скрыл договор с вице-королём о замене манильского галеона моим кораблём? Тогда ты много недель не говорил мне правды о том, что замыслил... Уж не влюблён ли ты в другую? Я тебя знаю: ты наслаждения любишь, ты создан для любви... Может, у тебя в порту кто-то есть?
Так отправляйся, Эрнандо! К чёртовой бабушке! В конце концов, плевать я на это хотела».
Мысли её затуманились. Она вернулась к тому, что твердила себе уже сотни раз:
«Так это всё: китайский павильон, твоё предложение, наше возвращение на “Сан-Херонимо”, счастье в Мексике и в Кастровиррейне — всё это был лишь обман? Средство, чтобы ты достиг своей цели?