Петронилья не унялась. Ей было мало дела до судьбы её второго зятя. Она вернулась к тому единственному предмету, который её занимал:
— Ты не ответила мне на вопрос, Исабель. Какое преступление ты совершила, когда командовала плаванием в Манилу?
— Ты разве не читала тот рассказ, который Кирос выпустил в свет?
— Читала. И оценила меру его обвинений. Ты не исполняла христианский долг. Не делилась с ближними своим добром. Но если прочитать его текст внимательнее, так ты всегда уступала просьбам своего доблестного штурмана. Жертвовала своими свиньями и коровами. Отдавала даже воду, когда он просил. Он пишет ещё, что ты велела вздёрнуть на дыбу матроса, который хотел следовать за нашими братьями, когда ты их послала искать помощи, а по его настоянию — простила...
— Очень уж ты доверяешь писаниям Кироса. Мало того, что он редко пишет правду — он ещё и знает не всё.
— А чего он не знает, что знаешь ты?
Исабель вздохнула и опустила голову.
— Надо в самом деле сказать?
— Да.
— Я сама поняла это только тогда, когда Эрнандо ушёл в море, не попрощавшись... После нашей самой страшной ссоры... В ту ночь мне вдруг ясно явилось то, что я много лет тщетно пыталась понять... То детское лицо... Мальчонка, покрытый лишаём, забрался ко мне в каюту украсть сухарик. Диего поймал его. Перепуганному мальчишке удалось вырваться. Он залез ко мне под юбку и скорчился там. Диего спросил меня, что с ним сделать. Это было в тот вечер, когда умерла Марианна. Я ответила: «Убей его!» Он вытащил нож и выволок паренька на палубу. Тот дал себя вытащить без единого крика — только смотрел большими чёрными испуганными глазами. Диего заколол его, выкинул за борт, а потом вернулся ко мне рассуждать, что такие нарушения дисциплины непозволительны и счастлив ещё этот парень, что его прикончили сразу...
За этой исповедью последовало долгое молчание. Наконец Петронилья перекрестилась. Но если Исабель думала, что любопытство сестры удовлетворено, она ошибалась.
— Вправду ли ты просишь прощения у Господа за такой страшный грех? Или говоришь Ему: «Дон Эрнандо уехал, для меня всё кончено»? Действительно раскаиваешься в своей жестокости и варварстве или только о том и думаешь, как вернуть утраченную любовь? Что исповедуешь ты Всевышнему, когда молишься? Говоришь ли ему: «Осудив супруга, я и себя осуждаю. Отрекаюсь от всего, что было моей жизнью, от всего, чем я хотела чтобы он пользовался. От нашего дома, от своей красоты, от мира... Согрешив против воли Эрнандо, потеряв его, не хочу ни покоя, ни надежды. Принимаю разлуку с ним. Не принимаю его погибели. Возьми меня, Господи, но спаси его!»?
— Тебе нет дела, Петронилья, до моих молитв!
— Пожалуй. Но до спасения твоей души — есть. Боюсь, что ты до сих пор богохульствуешь. Пытаешься торговаться с Творцом, собираешься заключить с Ним сделку...
Светало.