Завладеть её душой, предписать ей свои законы — и сломать её.
Она вздрогнула и опомнилась. Он получил над ней перевес, о котором не должен знать: внушил ей страх. Ещё больше, чем Мерино-Манрике.
Подумать, что этот мудрый, высокопарный Кирос, такой уверенный в себе, всегда такой спокойный, такой рассудительный — что этот человек, которого она сперва сочла лицемером, а теперь знала, что он искренне благочестив и богобоязнен, что он умел, осторожен, блестящ, превосходный моряк, главное же — полон честолюбия, жажды славы, жажды власти — подумать, что он сгорает от такой страсти к ней...
Однако она понимала, что при хорошей игре может на него повлиять, получить в каком-то виде власть над его решениями. Играть с Киросом? Невозможно. Рядом с ним у неё пробуждался только один инстинкт — убежать.
Но она поступила наоборот.
Сделала так, как всегда, когда ей бывало страшно: бросилась прямо вперёд на опасность.
Она посмотрела Киросу в глаза.
— Но, сеньор Кирос, — повторила Исабель со всей силой убеждения, на какую была способна, — тот, кто убьёт полковника, спасёт нас всех.
Они смотрели в глаза друг другу. Две противостоящие державы...
Потом Кирос резко повернулся к ней спиной и поднялся на палубу.
Не успела Исабель дойти до своей каюты, как услышала пушечный гром. Подбежав к узенькому окошку, она видела: ядро пролетело по небу прямо над лагерем, как она и требовала.
Из форта донеслись вопли изумлённых колонистов и яростный рёв солдат: «Губернатор по нам стрелял!»
На рассвете шум схватки вырвал Исабель и Менданью из беспокойного сна. Мерино-Манрике и его орда высадились на палубе. Она услышала, как они, расталкивая матросов, спускаются к ним в каюту. Услышала и то, как Кирос, следуя за ними, пытается вступить в переговоры.
Мерино-Манрике открыл дверь без стука.
Менданья поспешно оделся, натянул сапоги и стоял теперь посредине каюты.
— Вы входите, сеньор, даже не спросив позволения, — громогласно произнёс он, — да ещё и не снимая шляпы! У меня есть все основания взять вас под арест и повесить.
— Вот этого как раз и не дадут вам сделать те два человека, которые тут со мной. Что же до прочего, у меня есть к вам пара вопросов. Вчера вечером вы стреляли по лагерю из пушки. Что это значит? Вы нам губернатор или палач?
— Как вы смеете задавать такой вопрос? — взорвалась Исабель. Она помогала Альваро одеваться: натягивала сапоги и пристёгивала саблю, — но сама надеть ничего не успела, стояла в одной рубашке, с распущенными волосами. — Вы приказывали вашим солдатам стрелять по королевскому кораблю! Это уже само по себе государственная измена. А потом была стрельба в лагере. Кого вы собирались убить? Моих братьев?
— Ваших братьев? — Полковник скривил губы от отвращения. — Разрешите задать вам один вопрос, ваше сиятельство: кто здесь командующий?
— Пушка стреляла по моему приказанию, — рявкнул Менданья. Он был бледен. Он весь трясся от гнева. — И накажите своих солдат.
Мерино-Манрике пожал плечами:
— Никто не знает, кто там стрелял. Что касается моих солдат, то они утверждают: по кораблю целилась недисциплинированная сволочь из тех, кем окружил себя капитан Лоренсо.
— Вы лжёте! — отрезал Менданья.
— Здесь кругом ложь, ваше сиятельство. Где ваши острова?
— Выбирайте выражения! В моём лице перед вами стоит сам король.
— Не отрицаю. — Мерино-Манрике снял шляпу. Его приспешники сделали то же. — И повинуюсь вашему сиятельству. Но если ваше сиятельство хочет восстановить дисциплину, вашему сиятельству надлежит жить на берегу вместе с нами.
— Да, конечно, — усмехнулась Исабель, — там вам будет удобней его прикончить.
Менданья оборвал разговор:
— Уходите вместе с вашими головорезами! Уходите, полковник, — все втроём!
Мерино-Манрике и его люди, поклонившись, вышли.
Исабель обратилась к Менданье:
— Убей его! Или вели убить, пока он не покинул судна! На палубе два десятка матросов — они нам помогут.
— Нет.
— Если ты не убьёшь его... — Она схватила что-то со стола и бросилась наружу, оттолкнув Кироса, который всё ещё стоял в двери. — Тогда я сама убью вот этим ножом!
Кирос ничуть не сомневался, что она действительно так и поступит.