– Прощены? – зарычал Альэверан. – Не я повинен в преступлении, юноша. Не я осквернил зал совета!
– Следи за языком, дамаджи, – предупредил Хошкамин, и воины, несшие стражу по периметру зала, напряглись. – Ты стоишь перед шар’дама ка.
Альэверан был готов сплюнуть, но Чавис придержала его за плечо, и он сдержался.
– Шар’дама ка мертв, – сказал он. – Маджахи не склонятся перед узурпатором, который убивает в ночи при помощи магии хора.
Глаза Хошкамина сузились, но Асом был достаточно мудр, чтобы не раздувать конфликт.
– Не вмешивайся, брат.
– Шарак Сан еще бушует, дамаджи, – произнес Асом затем, – и грядет Шарак Ка. Если и есть какая-то надежда на победу, то только при единстве Красии. Я не хочу, чтобы продолжилось кровопролитие. Представляй свое племя, как делал твой отец.
– Как я могу его представлять перед человеком, который отца убил? – спросил Альэверан.
– И правда – как? – эхом откликнулась Инэвера, и взгляды обратились к ней. Во дворце, а может быть и за его пределами, знали, что Асом покушался и на нее. – Ты будешь не первым дамаджи, который лишился отца в борьбе за трон. Мы все обречены служить воле Эверама.
Дамаджи’тинг Чавис шагнула вперед:
– В этом наше мнение едино. Но воля Эверама всегда была тайной. Я справилась у хора, и Создатель дал мне ответ насчет нашей проблемы.
Инэвера прищурилась, не понимая, к чему клонит старуха. Хорошо бы задернуть шторы и рассмотреть ауру Чавис.
– Хора мне ничего подобного не сказали.
– К счастью, еще остаются люди поопытнее. – В улыбке Чавис сквозило добродушное снисхождение.
Инэвера улыбнулась в ответ, мечтая извлечь хора-жезл и превратить ее в пыль.
– Что ты предлагаешь? – спросил Асом.
Слова Альэверана повергли двор в молчание:
– Маджахи заберут свои трофеи и вернутся в Копье Пустыни.
Инэвера и Асом преклонили колени на подушки в личной гадальне Дамаджах сбоку от тронного зала. От яркого света солнца палату защищали два зашторенных дверных прохода. Окутанная тьмой и снова вооруженная, Инэвера немного успокоилась.
Облегчение быстро сошло на нет, когда она с той же пытливостью, что и его отец, изучила горевшую в Эверамовом свете ауру Асома. Аура была ровной и невозмутимой – результат многолетних упражнений в медитации. У дама-магистров при глубоком расслаблении аура становилась однородно-белой, но даже самые искушенные не до конца владели эмоциями, всплески которых отражались рябью на поверхности. Когда Асом впитает новую информацию, последуют вспышки.
Она задалась вопросом, что видит он сам, глядя на нее, насколько опытным сделался в чтении непрерывно меняющихся узоров и красок, за которыми прячутся чужие секреты.
– Где мои родные? – властно осведомилась Инэвера.
– Не понимаю, о чем ты, – ответил Асом.
Его аура выдала ложь, но она не поняла, утратил ли сын от неожиданности контроль или же сам предпочел не скрывать обман.
Инэвера Втянула магию из большого хора-камня, спрятанного под подушкой в настиле. Асом прищурился, когда ее аура зажглась ярче, и, хотя лицо его осталось бесстрастным, Инэвера увидела, как в ауре мелькнул страх.
– Не лги мне, мальчик.
Страх испарился, когда Асом оглядел помещение.
– Это та комната, где отец возлежал с Лишей Свиток?
Инэвера моргнула, и он уперся взглядом в свою подушку.
– Быть может, он взял ее на этом самом месте! Она была, конечно, грязной чинкой, но для любителя – довольно смазливой. Я слышал, что, когда они закончили, ты навела здесь порядок огнем.
Он знал, как ее уязвить, Инэвера отдала ему должное. Ничем его не радуя, она безмятежно склонилась под этим ветром:
– А ты где стоял на коленях, когда сосал у Кашива член?
Асом осклабился в порочной улыбке:
– Я не собираюсь сосать у Кашива член. Этим займется дедушка Касаад, если ты не вернешь мне Каджи. По крайней мере, пока Кашив не надумает его убить.
Инэвера утратила центр. Всего на мгновение, но Асом его не упустил, и в ауре сына проступила радость от мелкой победы.
– Твой отец простил Касааду грехи, – сказала Инэвера. – К Эвераму он отправится чистым.
– Он убил твоего брата за то, что тот был пуш’тингом, – ответил Асом. – Наверно, поэтому ты их и прятала от нас. Ты знала, что я могу быть не таким милостивым, как отец.
– Шар’дама ка обязан быть милостив.
– Бесконечна только милость Эверама, – пожал плечами Асом. – Ты столь надежно разделила наши семьи, что я не заплачу из-за утраты.
Инэвера и сама только недавно примирилась с отцом после его преступления. На нее возлегло тяжкое бремя, но выбора не было. Ее пленники были сильнейшим козырем против Асома, и она не собиралась от них отказываться даже ради спасения отца.