— Давай обратно. Мы договаривались на один раз, — над головой навис Петька, деловито протягивая руку.
— Спасибо.
Проводила мальчишку взглядом, чувствуя, как снег попал за шкирку. Во всех окнах собственной квартиры горел свет. Вера снова обернулась на горку, сдерживаясь от того, чтобы позвать Петьку второй раз. Не успела.
— Петька, давай домой, — из окна на третьем этаже, в форточке, показалась теть Марина, мама мальчика.
— Ну, ма-а-ам.
— Давай, давай, отец пришел, ужинать пора, — и закрыла форточку. Петька надулся как индюк, хватая картонку подмышку и шлепая к подъезду.
— Спасибо, что разрешил прокатиться, — Вера кивнула на «ледянку» в его руках, пока они поднимались по лестнице.
— Пожалуйста, только если в следующий раз захочешь прокатиться, купи жвачку с другим вкусом.
— Хорошо.
Проводила мальчишку взглядом, улыбнулась теть Марине, и пока поднималась домой, поняла, что появилось совершенно новое, незнакомое желание — родить ребенка.
Ладно, с ребенком она погорячилась. Особенно после звонка Самохиной, которая, не успевая переводить дыхание, бубнила что-то про тошноту по утрам и взволнованный вид Лютика.
— Нет, ты представляешь? — возмущалась Ленка по телефону, — Я ему сказала, он аж бедненький заикаться начал.
— Удивляюсь, как он еще не умер от страха, — Вера закинула ногу на ногу, усаживаясь на пуфике в коридоре, — Сказал что-нибудь?
— А что он скажет? Собрался быстренько, я, говорит, на лекцию опаздываю. И смотался.
— Будет смешно, если он вечером позвонит и скажет, что вам надо расстаться.
— Да у него смелости не хватит, ты че, — Самохина вздохнула, — Он же меня обхаживает, как отец свою новую тачку. Лишний раз ко мне прикоснуться боится. Такие слова мне говорит, Вер, ты б слышала.
— Влюбился что ли?
— Ага, — Ленка засмеялась, невольно хрюкнув, — Сказал, что у него от меня голова кругом идет.
— Ты только свою не теряй, Лен. Иди к врачу, а там уже видно будет, как дальше.
— Я записалась, завтра с матерью пойдем.
— Рассказала что ли? — Клинкова выпрямила спину, перехватывая трубку в другую руку.
— Ну страхово, знаешь, в первый раз то. Она, кстати на удивление, спокойно это восприняла, сказала, что если что, воспитаем.
— Серьезно?
— Прикинь? А еще я со следующего понедельника выхожу на работу, — по голосу было понятно, что подруга скуксилась, — Буду с папаней решать насущные вопросы развития сельхоз продукции в стране.
— Наконец-то. А то я последнее время даже завидовать тебе начала, — Вера улыбнулась, снова приваливаясь спиной к стене, — Я с утра до ночи пироги эти вонючие стряпаю, а ты дома сидишь.
— Восток — дело тонкое, Клинкова, — Ленка заржала, а потом резко замолчала и продолжила, — У папы водитель есть, дядь Сережа, толковый мужик, знаешь. Мы с ним разговаривали как-то, и он сказал, что пускай сейчас тяжеловато, надо перетоптаться, переждать, стиснуть зубы и не прогнуться, а потом все само собой наладится. И меня это успокаивает последнее время. И ты, не вешай нос. Найдем мы тебе нормальную работу. И… Ой, подожди, кто-то в дверь стучит. Почтальон наверно. Я тебе перезвоню, — и бросила трубку.
Новогодние праздники как-то неожиданно кончились, и завтра снова надо было выходить на работу. И Веру начало тошнить как Самохину по утрам.
«Переждать. Стиснуть зубы и не прогнуться».
В конце концов, у всех бывают трудности в жизни и от этого никуда не деться. После дождя всегда приходит радуга, говорила бабушка.
Последний день Вера потратила на уборку, перегладила кучу белья, провела ревизию в собственной комнате, собрала весь ненужный хлам и безжалостно свалила в мусорный мешок.
— Куда это ты намылилась? — дядя Гриша, ковыряясь зубочисткой во рту, остановился в коридоре, наблюдая, как Вера натягивает сапоги прямо на домашние штаны.
— Мусор выкину, поднакопилось, — натянула шапку, обмоталась шарфом и схватила мешок, валявшийся возле двери.
— Так я вчера вечером выносил.
Клинкова махнула рукой и вышла из квартиры.
Как говорила соседка, Авигея Марковна, повернутая на хиромантии и эзотерике, выкидывая старое, ты обновляешь чакры и очищаешь ауру. Ну и надо добавить, что взамен старому, должно появиться что-то новое. Типа выкинешь старые колготки, обязательно появятся новые? Вера во всю эту хрень не верила, потому что у нее эта система заканчивалась на шаге «избавиться», дальше как-то дело обычно не шло. Короче, всегда в минусе. Но в этот раз снова решила «почиститься», вдруг повезет?
В подъезде как обычно не было света, шпана опять разбила лампочку или алкаши с первого этажа выкрутили. Вера запнулась об порожек, чуть не разбив об дверь лоб, матерясь себе под нос, вывалилась на улицу.
— М, блять, — нервно поправила шапку, осматривая сапоги.
— О, да у тебя сегодня хорошее настроение? — Ковалёв стоял возле машины, выгребая какую-то шушеру из багажника, — Даже принарядилась, в воскресенье то.
Вспомнила, что выглядит как школьница, у которой последним уроком была физра, с грязной башкой, без грамма туши на лице.
— Ты сам-то себя видел? Модник — огородник, — Клинкова фыркнула, с легким пренебрежением осматривая парня с ног до головы. Спортивный костюм, штаны которого были почему-то заправлены в светлые, шерстяные носки, доходящие до половины икры, кроссовки и шапка.
Витька проигнорировал едкий выпад Клинковой, увлеченно доставая пустые бутылки и пару засаленных тряпок.
— Садись, погреемся, — парень захлопнул багажник, и смачно харкнул на землю.
— Я вроде как… — потрясла в воздухе пакетом.
— Да никуда он не денется, садись, давай.
Парень залез в машину, открыв пассажирскую дверь, а потом чуть громче запела магнитола. Клинкова поджала губы, не зная, что делать. Послать Витьку нахрен и спокойно дойти до мусорки или сесть в машину, она ведь ничего не потеряет?
Сунула пакет подмышку и перебежками, чтоб не поскользнуться, добежала до машины, садясь в уже прогретый салон.
— Что там у тебя? — Ковалёв кивнул на пакет, продолжая вытирать приборную панель. Вера молчаливо на все это поглядывала, отмечая, что все мужики, так или иначе, трясутся над своими машинами, как женщины, над только что появившимся на свет ребенком.
— Записки от Фролова, дорого как память, — вроде бы съязвила, но Витька все равно заметил, как поближе она прижала пакет к себе.
С Фроловым Вера встречалась еще в школе, в 10 классе. Это было так волнительно, до влажных ладоней, скрывать от всего класса, что между ними что-то происходит. Почти на каждой перемене получать эти сложенные в несколько раз записки, с комплиментами, которые сейчас казались такими нелепыми, неумелыми, что ли. Краснеть, ловя его взгляд, стоя у доски или чувствовать дыхание на затылке, потому что он всегда стоял сзади, «не специально». Школьная любовь, первая, искренняя, оставляющая после себя теплые воспоминания и добрую грусть по навсегда ушедшему времени.
— У Мальчишника новый альбом вышел, слышала? — Ковалёв нагнулся к бардачку, переворачивая там лежащие вещи.
— Зачем тебе пистолет?
Парень продолжал рыться, пока не нашел кассету. Вставил ее в магнитолу, пощелкал кнопкой и откинулся на сидении.
— «Стриптиз» вообще убойная. Прям вкатило.
Вера, сверля парня взглядом, через раз вслушивалась в песню, удивляясь, как можно выпускать нечто подобное в свет, называя это творчеством, в то время как Ковалёв качал головой, одними губами подпевая припев.
— Это полный отврат.
— Да, как и все то, что сейчас происходит, — Ковалёв дернул щекой, доставая из кармана штанов пачку сигарет, тут же прикуривая одну, — На работе мне его выдали.
— И что же это за работа такая, где пистолеты, как пирожки на обед выдают? — Вера чувствовала, как ее медленно обуревает злость, — Че молчишь, Ковалёв? Язык проглотил? Ты вляпался во что-то?