— Ты давай не хнычь, — Павел Егорович снял с себя куртку, накидывая ее на плечи Клинковой, — Вот тебе деньги, иди лови такси, — выгреб из своей шляпы все деньги, расталкивая их по карман собственной куртки, — Давай, поздно уже, домой все равно придется идти.
— Пал Егорыч, да вы не волнуйтесь, — Федя запыхтел, складывая гитару в чехол, — Мы ее с Варей проводим. Куда она в таком виде?
— Да, да, Вер, не переживай, — Варя осмотрела собранные вещи, а потом сложив руки на талии, посмотрела на Веру, — Не плачь, глаза вон какие красные. Вот, еще возьми, на всякий случай, — девушка протянула Клинковой пару мятых купюр из заработанной за день выручки.
Вера шмыгнула носом, чувствуя, как снова задрожал подбородок.
— Бери, бери. Мы еще заработаем.
— Павел Егорович, а как же вы домой пойдете? Без куртки? — Вера опомнилась, когда мужчина встал со своего ящика, поднимая его следом.
— Ты за меня не переживай, Рыжая. О себе лучше подумай, а со стариком ничего не случится.
«Рыжая».
Так резануло по ушам. Вспомнила Артема, его крепкие руки и широкую спину там, в бане. Когда он пришел и вытащил, вырвал из чужих рук. Услышал мольбу и забрал ее под свое крыло. А сегодня его не было. И от этого было так больно и обидно и… И горько. Да, было горько. Наверно так можно было описать чувство, которое она испытывала. Сидя в промерзшем бетонном переходе, грязная, в чужой куртке, как последняя бичовка.
«Где твое плечо, я устала быть сильной?»
Устала вариться в этом дерьме. Устала выживать в этом непонятном всём, когда не знала, каким будет завтра. Хотелось жить.
Хотелось его защиты, чтобы больше ни одна шваль не посмела даже косо посмотреть в ее сторону, не то, что прикоснуться.
Домой пришла почти за полночь. Варя и Федя проводили ее до самой подъездной двери, несмотря на то, что жили совершенно в другом районе.
— Ты не стесняйся, если захочешь попробовать, приходи, мы так уж и быть, не будем стучать на тебя ментам, — Варя улыбнулась, ласково приобнимая Веру за плечи, — Пока.
— Целоваться не будем, — пошутил Федя, улыбнувшись, — Пока.
Они еще раз обернулись, наблюдая как Вера заходит в подъезд, а потом взявшись за руки, скрылись в темноте.
Вера, хватаясь за перила, со стоном, от собственного бессилия поднялась к своей квартире. Поскреблась в дверь, вытирая бегущие из носа сопли, сдерживая новый поток слез. Звонить не стала, бабушка наверняка уже спала.
— Вера, мы уже волноваться нач… — Люда на ходу запахнула домашний халат и даже вышла на площадку, разглядывая Клинкову под светом подъездной лампы, — Лапушка, да кто же тебя так?
— Люд, я так больше не могу-у-у.
— Тихо, тихо, моя девочка. Давай, пойдем.
Люда крепко обхватила Веру под грудью, заводя в квартиру.
— Ну я ж тебе говорил, явится твоя Верка, загуляла, — в темном коридоре появились очертания дяди Гриши, который судя по голосу тоже еще не ложился, вместе с Людой ждал Вериного возвращения.
— Пойдем в комнату, чтобы бабушку не разбудить, — в кромешной тьме, после того как пропала последняя полоска света из подъезда, Люда стянула с Веры сапоги и поволокла ее в комнату, — А ты аптечку принеси. Побыстрее и потише.
Клинкова хлюпнула носом, отдавая уже в своей комнате, снятую чужую куртку женщине.
— Вера-а-а, — Люда ошарашено схватилась за голову, прижимая куртку к себе. В комнату зашел дядя Гриша, хрустя вафлей и сжимая аптечный чемоданчик под подмышкой.
— Верка, это че с тобой? — вдруг стал серьезным, даже жевать перестал.
— Что делать то? В милицию позвонить? Вер, ну не молчи, что случилось?
Люда пораженно прикрыла рот ладонью и Клинкова увидела, как заблестели ее глаза.
— Можно мы не будем разговаривать? — Вера захрипела, не узнавая собственный голос, — Мне нужно в ванну.
— Пойдем, я помогу, — Люда кинула куртку на пол, принимая Верину руку, медленно выходя с ней в коридор, вдогонку шикнула на мужчину, — Не вздумай разбудить бабушку. С ней будем завтра разбираться.
Женщина, еле сдерживая собственные слезы, помогла Вере раздеться, теребя в руках порванную водолазку.
— Не плачь моя девочка.
Гладила ее по голове, позволяя Вере выплакаться, пока другой рукой держала душевую лейку, открыв воду погорячее.
— Почему люди такие жестокие? Почему все это происходит со мной, Люд? Ну что я сделала такого, что меня Боженька так наказывает?
— Ангел мой, ну как тебе помочь? Ну что мне сделать? — Люда присела на корточки перед ванной, через бортик обнимая Веру, — Расскажи, что случилось. Не держи в себе, от этого только хуже будет. Кто тебя обидел?
Говорила, а сама смотрела на эти пятна, кровоподтеки, синяки, которыми была усыпано лицо, шея, грудь. В некоторых местах бедра. Мерзкие отметины от пальцев.
Вера рассказала, снова и снова заходясь в истерике, цепляясь за Люду, как за последний шанс сбежать от реальности. Она до сих пор не верила, что с ней могло случиться подобное.
«Со мной такого не произойдет» — помнишь эту фразу?
В дверь коротко постучали.
— Люд, сорок минут уже сидите. Выходите, давайте, — в голосе Гриши послышались серьезные нотки, которые Вера слышала впервые, за все время. Казалось, что он хмурился, стоя там, за дверью.
— Пойдем моя золотинка.
Уже в комнате, Гриша мерил ее шагами, поглядывая на Веру, которая сидела в халате, закутавшись в одеяло, пока Люда обрабатывала разбитые губы, параллельно размазывая бадягу по синякам.
— Гриш, ты иди спать, я с Верой лягу.
— Точно ничего не надо?
— Нет.
— Толкни, если что-то будет нужно.
Люда поцеловала его на ночь, закрыла дверь и выключила свет, ложась к Вере в кровать.
— Не бросай меня, — шепотом попросила Вера, сжимая руку женщины в своей.
— Никогда, моя девочка.
Утром проснулась от того, что ныл затылок. Люды рядом не было, зато в коридоре слышался какой-то возмущенный шепот, и недовольное сопение дяди Гриши.
— Люда, что случилось? — судя по голосу, бабушка стояла возле двери в Верину комнату и уже схватилась за ручку.
— Нина Степановна, вы только не переживайте…
— Люда, — бабушка повысила голос и рванула дверь на себя.
Вера закрыла глаза, мысленно готовясь к бабушкиному штурму.
— Мам, не надо. Видишь, она еще спит.
— Не сплю, — девушка открыла глаза, встречаясь взглядом с нависшей над ней Ниной Степановной. Долго смотрели друг на друга, пока женщина не присела на кровать, откидывая одеяло в сторону.
— Вера, что случилось? Кто это сделал?
Клинкова слышала, как задрожал бабушкин голос, пока она, оттянув спальную футболку, смотрела на потемневшие отметины на шее.
— Это не то, что ты думаешь. Домой шла, шпана какая-то налетела, поздно уже было.
— Да как, же так? Ты, поди, через школу шла, там же темень, ни одного фонаря нет, — бабушка продолжала разглядывать синяки на коленках и бедрах, постоянно качая головой, — А с губой что? Вер, скажи мне правду.
— Правду я говорю, — украдкой посмотрела на Люду, которая тяжело вздыхала, положив Грише голову на плечо, — Ударили, потому, что сумку отдавать не хотела. Все равно, черти забрали.
— Они тебя… Ну… — Нина Степановна поправила очки, сидя по всему подбирая слова, — Может в больницу надо? Вер, ты только скажи мне правду. Я сейчас оденусь и побегу заявление писать, ты помнишь, как они выглядели?
— Не надо в милицию, баб. Я живая, со мной все нормально, они ничего такого мне не сделали. К тому же там действительно было темно, я не видела, кто это был.
Вера закусила губу, сдерживаясь от желания поморщиться. Лицо Маджида стояло перед глазами, его потные руки, покрытые порослью черных волос, до сих пор сжимали ее шею и расстегивали джинсы.
— Пуховик тоже они сняли? — дядя Гриша все это время играл желваками, сложив руки на груди, — Надо писать заявление. Сколько их было?