Эридвен меж тем не молвит ни слова. Но солдаты уходят, оставив ее и рыцаря один на один с королевой.
— Должны ли мы верить, что завещание не подделано? — сухо говорит сэр Хьюстер, пока героиня войны пытается справиться с подступающей паникой.
Королева кивает.
— Должен ли я верить, что этот ребенок — действительно отпрыск Урбарта? — добавляет он.
Королева вновь, чуть помедлив, кивает.
Предводительница мятежников не знает, что и сказать; а нужны ли слова? Она клялась духам Божьим, что не тронет ни единой невинной души. И теперь должна убить беременную королеву?
— Совет лордов назначит меня королевой-регентом, — говорит Лаока, — до тех пор, пока дитя Урбарта не вступит в возраст престолонаследия. Если вы сомневались, кто здесь самый достойный, то, полагаю, теперь никаких сомнений. О, я знаю, за тобой армия. Вот что я предлагаю: Эридвен, я представлю тебя народу как великую героиню, спасшую город от гвардейского бунта. Ты же не тронешь ни меня, ни моего ребенка и откажешься от дальнейших притязаний на трон.
Тронуть ее? Как можно? Долго боролась с собой Эридвен, зная, что ради блага всего королевства нужно перешагивать через всякую мерзость. Клялась сэру Хьюстеру, что научится быть истинной королевой.
Но теперь Эридвен дрожит и не может поднять свой лук. Ведь так просто выстрелить королеве в сердце… Но невыносимо! Этот грех ей не смыть никогда.
Стальной стержень внутри нее изворачивается и обжигает ее до кончиков пальцев. Остается одно: заточить Лаоку в темнице до первых родовых мук. Отобрать дитя и казнить ее, как и было обещано.
И до конца своих дней сомневаться, законное то дитя или нет. Не спать ночами и ожидать новой гражданской войны, которую против нее поведет сын или дочка Урбарта…
Эридвен ни на что не может решиться.
Хьюстер решается за нее. Отточенным метким выпадом он мечет кинжал прямо в грудь королевы.
— Нет! — Эридвен слышит свой крик точно со стороны, когда Лаока с потрясенным лицом опускается на пол, пытаясь прикрыть смертельную рану дрожащей рукой. Голубая кровь струится меж пальцев. — Хьюстер, зачем же ты… Ведь это…
— Мой грех, а не ваш, — говорит он, не глядя на Эридвен. — Вы научитесь. Но, видимо, не сегодня.
Он подходит к еще живой королеве Лаоке и приподнимает ее с мраморного пола. Долго смотрит в закрывающиеся глаза, окончательно разметав подозрения Эридвен.
— Какая же ты красивая, — он проводит стальной перчаткой по волосам Лаоки, снимая корону. И вновь обращается к Эридвен: — Подойдите же, моя леди, возьмите корону. И запомните, что ради вас и всего королевства я убил собственное дитя. Его мать слишком долго врала и заслужила смерть. Подойдите сюда и возьмите свою корону…
Конец