Кристина в середине октября улетела в Париж к подруге, а через неделю она позвонила и просила Стаса срочно прибыть туда, его отец тяжело заболел, и доктора говорили, что ему мало осталось.
Стас сильно занервничал. Не признаваясь себе, он всё же любил отца. После того, как умерла мать, тот женился на молоденькой девушке, Стас был старше неё на пять лет. Она тратила деньги отца и больше ничем не занималась. Стас говорил, что за этим она и вышла за него замуж.
Всё произошло так быстро, что я не успела сильно испугаться, когда он сел на самолёт. Потом я поняла, что не зря считала отведённое время на моё счастье. Оно кончилось, когда Стас улетел.
Он мне звонил почти каждый день, говорил, что ему нужно будет остаться на некоторое время. Я жила во сне. Общалась только с девушками-служанками. Их было четверо: Лиля, Нина, Оля и Катя.
Катя с Олей помогали повару — господину Рину, так его называли, мужчине лет шестидесяти. Ещё раньше я сблизилась с Лилей, а потом и со всеми остальными девушками. Они зарабатывали неплохие деньги, жили в доме в огромной комнате рядом со столовой на первом этаже. Иногда ездили отдыхать на море, говорили, что им нравится эта работа. В доме их не трогал никто из мужчин — это было золотое правило, никто не обижал.
У Лили, как и у меня, никого не было, ни отца, ни матери, влюблена она была в Свена (тайно, конечно), в этого жуткого типа. Это была неразделённая любовь, девушка страдала и вздыхала, когда он проходил рядом, а он не смотрел в её сторону. Оля и Катя держались обособлено, они считали себя не прислугой, а кастой повыше. Общались они больше друг с другом.
Нина — весёлая, взбалмошная девчонка, была щепетильна до скрупулёзности во время работы. За это Лиля её любила и уважала, им было легче вдвоём убрать дом, приготовить комнаты и т. д.
Я часто стала заходить к ним поболтать, они приглашали меня. Очень скоро мы начали дружить, Кристина была в Париже и всё не ехала. Девчонки смотрели на меня, как на богиню, ведь я была девушкой Стаса! Но когда я рассказала им о своих сомнениях и страхах, то стала для них ближе и понятнее. Я была такой же, как они.
Прошло два месяца с тех пор, как улетел Стас. Он звонил мне всё реже, я чувствовала, как он отдаляется. Ощущала всей кожей, когда мы разговаривали с ним по телефону. Понимала это по его голосу, почти равнодушному.
Его отец умер в конце декабря, перед Новым годом. После этого мне Стас больше не звонил. На моём мобильном (который он мне и купил) закончились деньги, я иногда перезванивала Стасу; а наличных у меня, конечно, не было, чтобы положить на счёт. Тогда я поняла, что это конец.
Со мной случилась истерика, я чуть с ума не сошла, но некому меня было успокаивать, да я и не позволила бы. В конце концов, он мог бы мне положить на счёт деньги даже из Парижа, но он этого не сделал. Новый год я праздновала сама, хоть девчонки и приглашали, они были свободны с 11:45 до 1 ночи, потом и до того — подавали и т. д.
Потом я не выдержала, через несколько дней подошла к Вадиму и попросила у него телефон, объяснила, что не могу связаться со Стасом. Он некоторое время молчал, а потом попросил меня зайти к нему в кабинет через полчаса.
Я пришла, смутно предчувствуя неприятный разговор.
— Понимаешь, Аглая Курская, — вдруг назвал он мои имя и фамилию, которую здесь никто и не спрашивал никогда. — Ты же понимаешь, что отсюда тебе нет пути, ты много знаешь. Взрослая девочка, соображаешь, да? А тебя уже давно ищет полиция. Стас сильно рисковал, разъезжая с тобой на мотоцикле. Ты бросила школу, сбежала из дома, вернее, ушла и не вернулась. Конечно, они не уточняли, что ты сбежала от своего брата, да? Мне говорил Стас. И, получается, что ты тоже будешь против вернуться в большой мир. А Стас, ну, девочка, тебе придётся забыть о нём. Он звонил мне и сообщил, что остаётся пока в Париже, унаследовав дело и деньги своего отца. Ты не расстраивайся, — он сделал паузу, увидев моё застывшее лицо и слёзы в глазах, — о, девочка, не плачь, ты так молода, у тебя ещё будет толпа любовников и дюжина мужчин, кого ты будешь любить. Первая любовь — это всегда больно. А Стас — он такой, ветреный. Сейчас у него заботы, деньги. Если он вообще приедет, то нескоро. Я хотел тебе ещё раньше сказать, да всё забывал. А насчёт тебя я подумал… Ты хорошая девочка, почему бы тебе не заняться работой? Я заметил, ты сдружилась с моей прислугой, переезжай к ним, работай с ними. Они тебе помогут первое время, поддержат. Зарплата у тебя будет достойная. Согласна? Тебе хотя бы не будет скучно, вот и звони, сколько хочешь Стасу, сама зарабатывай себе на телефонные счета и всё такое. Хотя я бы тебе не советовал ему надоедать, это только действует на нервы, поверь. Ну, так что?
Я кивнула. Я не верила в то, что говорил Вадим со своими обычными ухмылками и ужимками, но тихий голос внутри говорил, что у него нет причин лгать мне, зачем? Ведь Стас приедет и всё откроется.
Нет. Не приедет. И не откроется. Нечему открываться. Это жизнь. Вот такая она, и всё.
Я переехала в тот же вечер. Девушки пытались меня растормошить, но меня не оставляло чувство нереальности. Так, наверное, со всеми бывает, если жизнь резко меняется.
В большой, уютной комнате девушек поставили ещё одну кровать для меня в два раза уже той, которая была в моей комнате. Рядом с постелью стояла прикроватная тумбочка. Стеклянная дверь, выводившая во внутренний дворик, была всегда открыта летом, когда одолевала жара. У девушек возле неё снаружи даже стоял небольшой плетёный диван под навесом, так что можно было и отдохнуть в теньке на свежем воздухе, если не было полно работы.
Сейчас заканчивался январь, на дворе стояла влажная, противная погода. Лавочки в саду заиндевели, живая изгородь стала серой и прозрачной. Всё изменилось, а особенно я.
Приступив к работе со следующего дня, униформы у меня пока не было, я помогала девушкам в обычных голубых джинсах и свитере с голубым орнаментом (мои цвета).
Нина походила на робота, мы с Лилей за ней не успевали. Но они обе признались, что третья пара рук для них давно была необходима. Мы убирали, освежали комнаты одну за другой, в доме жило мало людей, он пустовал в это время года. Только группа Стаса и ещё человек двадцать «постояльцев», которые злоупотребляли гостеприимством Вадима, сбегая из своих богатых домов от взглядов родителей и живя здесь, как вздумается, где ничего не запрещалось.
Часто мы с девушками во время уборки пустых комнат находили разобранные постели и использованные презервативы под ними. Наверное, гостей заводила смена обстановки. Здесь была свободная любовь, но не совсем в её классическом понимании, как я поняла. Если ты становилась чьей-нибудь избранницей, то не имела права спать с другими мужчинами, а ему позволялось абсолютно всё… Можно и так сказать.
Лиля была серьёзна и рассудительна. Кареглазая шатенка, как и я, только стриглась под каре, была где-то чуть выше среднего роста. Нина — миниатюрная блондинка, со мной одного роста, но старше меня на пять лет. В ноябре ей исполнилось двадцать три. Она любила выпить, повеселиться, подбивала нас к этому в выходной — а у каждого он был в определённый день, у всех по-разному. У меня — в четверг.
У Нины был тайный роман с одним из богатеньких гостей Вадима, семнадцатилетним мальчиком. Она смеялась над ним, а он был в неё, похоже, влюблён — высокий нескладный юноша с выразительными голубыми глазами. Никита Ильин. Снейон узнал первую радость секса, толькоейбыл верен, и приезжал сюдаиз-за неё. А она говорила нам, что с ним возится от нечего делать. Я видела в глазах девушки грусть, когда она не пряталась за напускным весельем. А однажды у нас с Ниной был задушевный разговор, который испугал меня. Я поняла, что совсем скоро и у меня будут такая же тоска в глазах.
Мы заканчивали с третьим этажом, с угловой комнатой в правом крыле. Комнаты Стаса Нина всегда убирала сама, щадя мои чувства.
— Никита мне попытался подарить один раз рубиновые серьги, но я отказалась, — сказала она. Разговор у нас зашёл о подарках.