Есть там, вдали, зеленый холм
Чтоб жили мы с тобой…
Где был Спаситель наш распят.
Чтоб жили мы с тобой… [7]
Майкл на мгновение замер и удивленно посмотрел на Стенли. Анна не могла сказать наверняка, что его больше удивило: то, что Стенли поет во время операции, или выбор столь жалобного гимна, который и исполнялся-то лишь в Страстную пятницу. В любом случае, она была благодарна Стенли: звук его голоса перекрыл визг пилы, продолжавшей вонзаться в бедренную кость ребенка.
Наконец нога отделилась от тела. Мертвый предмет в руках Анны. Странно тяжелый. Она понесла его через всю операционную к стоящему в углу ведру и опустила его туда. Стенли, добравшись до конца куплета, замолчал — так же непринужденно, как и начал.
Когда Анна вернулась к операционному столу, дышать ей стало легче. Худшее было позади. Теперь оставалась только обычная работа: помощь при зашивании раны, обтирание, перевязка. Мытье. Возвращение инструментов на место.
— Молодец, сестра. — Майкл снял маску. — Знаете, некоторые медсестры не могут присутствовать в операционной при ампутации.
Анна подняла брови, словно удивляясь — неужели так и правда бывает?
— Вы, безусловно, прошли испытание, — улыбнулся врач. — На прошлой неделе я получил письмо от епископа: он просил сообщить ему о ваших успехах. После сегодняшней операции, думаю, я могу заверить его, что мы более чем рады вам.
Анна опустила глаза и позволила его одобрению дохнуть на нее теплым весенним ветром. И попыталась не думать о Стенли — молчаливом свидетеле ее конфуза. Но она все равно чувствовала его присутствие, его взгляд. И когда она снова подняла глаза, то постаралась не смотреть в его сторону.
Сара сидела перед своей портативной машинкой фирмы «Оливетти», держа спину идеально прямо, приподняв кисти так, что пальцы зависли над клавиатурой, готовые ударить по клавишам. Немного подумав, она начала клевать ими, как голодная птица, быстро заполняя чистый лист бумаги.
Чуть раньше Анна тоже писала письмо — матери, что случалось достаточно редко (Элеонора очень ясно дала понять, что она не заинтересована в регулярной переписке. В конце концов, хватит с нее бесконечных писем сестре, Элайзе, в течение многих лет. К тому же чем все закончилось? Именно из-за связки писем Элайзы ее единственный ребенок решил пустить свою жизнь на ветер!). Анне было намного легче, чем обычно, подбирать слова: успех операции придал ей уверенности в себе. За обедом Майкл снова похвалил ее, и Сара с готовностью согласилась с ним: Анна — настоящая находка для станции.
Закончив письмо, Анна подошла к книжному шкафу. На верхней полке она обнаружила пыльную коробку с настольной игрой. Надпись на боку гласила: «Змеи и лестницы».
— Кто хочет поиграть? — спросила она.
Стук машинки стих. Майкл опустил медицинский журнал.
— Я знаю, что игра глупая, — добавила Анна, внезапно смутившись, — но я в детстве любила в нее играть.
— Я тоже, — признался Мяйкл, подходя и глядя на игровое поле, которое Анна уже разложила на столе. Они оба улыбнулись знакомому изображению: сетке из чисел и вероломным змеям, спускающимся по прочным лестницам.
Анна начала расставлять фишки.
— Сыграешь с нами? — спросил Майкл у Сары.
Та покачала головой.
— Я хочу закончить работу. — Она даже не посмотрела на него: брови сдвинуты, пальцы барабанят по клавишам.
Майкл бросил кости и прошел пять клеточек, остановившись за одну клетку от лестницы.
Встряхивая кости, Анна посмотрела на Сару. В напряженной позе женщины и в немногословном отказе от игры она уловила враждебность. И уже не впервые. Несколько раз она ловила Сару на том, что та разглядывает ее, изучает, словно образец на предметном стеклышке. Кроме того, Сара в последнее время не упускала случая поправить Анну, особенно в присутствии Майкла. Это часто были мелочи, как, например, ее совет Анне не напевать африканскую мелодию, если она не знает смысла слов, которые поют под нее. Или советы по поводу соблюдения правил гигиены или мер безопасности. Обычно Анна признавала, что в чем-то Сара права, но постоянные, хоть и вежливые, «напоминания» свидетельствовали о серьезной неприязни с ее стороны. И это при том, что отношении между двумя женщинами вначале были хорошими. Когда Анна приехала, Сара была с ней дружелюбна и услужлива. Но в какой-то момент по непонятной причине ее отношение к Анне изменилось.
Анна знала наверняка, в какой момент Сара отвернулась от нее. Это случилось однажды утром, когда все три миссионера были в женском отделении. Сара пришла навестить одну из своих мамочек, которую положили в больницу. Она стояла возле Анны, Майкла и Стенли, когда старуха, лежащая на соседней кровати, начала смеяться — скорее, хрипло кудахтать, а ее раскрытый рот походил на провал, обведенный по краям серыми деснами. Потом старуха что-то сказала. Ни один из миссионеров не мог помять ее диалект, но все сразу же заметили, что больных в палате охватило веселье.
— Что она сказала? — спросила Анна у Стенли.
Он был смущен и ничего не ответил. Тогда Анна повернулась к Майклу. Тот, в свою очередь, поглядел на Сару.
Старуха все еще смеялась.
— Что она сказала? — подхватила вопрос Сара.
Стенли смотрел в пол. Сара снова задала вопрос. Наконец он ответил:
— Она сказал, что доктор, бвана, — счастливый человек, что у него две таких… красивых… жены.
Сара уставилась на него.
Стенли пожал плечами.
— Она просто глупая старуха…
— Это все? — не унималась Сара.
Стенли нахмурился.
— Еще она сказала, что одна беременна. И… — Он засомневался, стоит ли договаривать, но Сара смотрела на него с каменным выражением лица, взглядом требуя продолжения. — А вторая пока в ожидании.
Несколько секунд никто не двигался. Затем Сара повернулась к Анне и выдавила слабую улыбку.
— Не расстраивайтесь из-за нее, — ласково произнесла она. — Они любят пошутить. Я предпочитаю просто игнорировать их шутки — и они переключаются на другое.
И Сара занялась своей подопечной. Анна смотрела ей вслед, когда она выходила из палаты: Сара поджала губы, а движения ее стали резкими.
Майкл бросил кости, и они скатились на пол. Анна засмеялась, когда он стал искать их, опустившись на четвереньки. Сара перестала печатать.
— Я ложусь спать, — заявила она.
Хотя было еще рано, Анна собрала игру: они с Майклом не могли оставаться вдвоем в гостиной после того, как Сара выходила, да и в доме Анна не могла задерживаться, когда Керрингтоны начинали готовиться ко сну.
У входной двери Анна сняла в гвоздя фонарь и зажгла фитиль, чиркнув спичкой. Она чувствовала, что Майкл стоит рядом. Онемевшими пальцами она опустила стекло, прикрывая сине-золотое пламя.
Когда Майкл последовал за Анной на веранду, Сара тоже вышла из дома. Она стояла возле мужа, положив голову ему на плечо, пока они желали друг другу доброй ночи.
Анна ушла в темноту. Она чувствовала у себя за спиной присутствие двух человек, чувствовала на себе их взгляды. Теплый свет лампы, освещающий путь, казался ей символом их близости, утешительным лакомым кусочком, украденным из очага семейной пары.
Лежа на узкой кровати, Анна видела дом миссии в окно своей хижины. Сквозь занавески спальни Майкла и Сары пробивался уютный розовый свет. Анна смотрела на него, ожидая, когда он погаснет. Когда это случилось, ее накрыла волна одиночества. Это было сладостно-горькое двойственное чувство: боль одиночества и сладкие грезы о будущей любви. Она стала вызывать в памяти сцены близости из прошлого, утешаясь тем, что когда-то было в ее жизни. Вернула себе ощущение радости первой любви; подростковая любовь, ярко вспыхнув, не могла пылать долго. Вспомнила неловкое волнение глаз, губ и рук, играющих на грани неизведанного и запретного.