— Будьте со мной, — голос Сары проник сквозь сумятицу шаркающих ног и сталкивающихся тел — слабый, тонкий звук, с трудом просочившийся сквозь более сильные. — Анна… Не бросайте меня.
— Не брошу, — пообещала ей Анна, подошла к носилкам и сжала прохладную тонкую руку.
Ей пришлось почти бежать, чтобы не отстать от санитаров, торопливо несущих роженицу. Времени ни на раздумья, ни даже на переживания не оставалось. Даже ее страх уменьшился, словно ужас Сары вытеснил его. Стенли бежал трусцой рядом с ней.
— У нас есть всего лишь несколько минут, — сообщила ему Анна. — Нужно будет очень быстро усыпить ее. Воспользуйся тряпкой, смоченной эфиром.
Стенли кивнул:
— Да, сестра.
Каким-то образом ему удавалось вести себя как обычно, и это помогло Анне взять себя в руки.
— Анна! — крикнула Сара. — Где вы, Анна? — Ее голос звучал так ласково, словно женщина, которую она искала, была ее матерью или ближайшей подругой.
— Я здесь, — откликнулась Анна. От неожиданной нежности глаза у нее заволокло слезами. — Все хорошо, — сказала она. — Я с вами.
Каждая минута в операционной казалась очень долгой и была до отказа заполнена действием. В помещении находились, помимо Анны, Стенли и Барбари, еще две медсестры, которых срочно вызвали из деревни. Анна чувствовала, что они наблюдают за каждым ее движением, когда она мыла высокий белый холм — живот Сары. Она мельком заметила, что Стенли молится, торопливо бормочет просьбу, обращенную к Богу, зажимая рот и нос Сары тряпкой, пропитанной эфиром. Они не стали измерять пациентке давление: даже если бы оно упало, они не смогли бы его поднять. Но Барбари держала палец на пульсе роженицы, чтобы, если сердце остановится, они знали: следует бросить все силы на спасение младенца…
Анна надела перчатки, взяла скальпель и поднесла его к животу Сары. На секунду вспомнила о Майкле, затем отбросила все мысли о нем. Вместо этого она представила себе господина Хейуорта, крупного пожилого мужчину, — у этого опытного акушера она проходила практику. Каким бы ургентным ни был случай, старик никогда не нервничал, а методично выполнял свою работу, словно тело попавшей к нему в руки женщины ничем не отличалось от тонкого механизма. Анна попыталась отключить все чувства, представить, что Сара — манекен для тренировок. «Кесарево сечение — довольно-таки простая штука, — напомнила она себе. — Всего-то и надо, что правильно сделать разрез…»
Поторопись. Торопись. Торопись…
Анна провела сверкающим скальпелем по коже, так что на белом фоне появилась аккуратная красная линия. Погрузила лезвие в слой жира. Вела руку медленно и ровно, запрещая ей дрожать. Затем отложила инструмент в сторону и осторожно просунула пальцы к брюшным мышцам. Они растянулись за время беременности, но были все же довольно плотными. Осторожно раздвинув их, она добралась до стенки матки. Гладкой, розовой, твердой… Анна представила, что она — старый акушер. Он толкал и раздвигал, объясняя каждое движение медсестрам-стажерам. Болтал и сыпал шутками. И не успевали они сообразить что к чему, как задание уже было выполнено: матка — раскрыта, ребенок — вытащен на свет божий и уже лежит на столе, такой скрюченный, с нежной кожицей…
Но у нее не было возможности много времени уделять ребенку, и потому Анна просто схватила скользкое тельце, достала его и передала Барбари, стоявшей около нее наготове. Крохотный ротик открылся и издал долгий пронзительный вопль, словно ребенок уже каким-то образом понял, что его поджидают здесь страх и опасность. Анна едва взглянула на его красное сморщенное личико, зажала и перерезала пуповину и снова повернулась к Саре. Но какая-то часть ее тем не менее вздохнула с облегчением. По крайней мере одного ей удалось спасти.
Одного близкого Майклу человека.
— Эргометрин, — бросила Анна.
Стенли уже приготовил шприц. Когда он ввел препарат в капельницу, Анна нащупала плаценту и крепко зажала ее в кулаке. Вот он, ее враг. Трубопровод, по которому из Сары потихоньку вытекала жизнь. Анна пристально посмотрела на матку: ткань побледнела, стала почти белой — результат действия препарата, ослабившего кровоснабжение органа. Анна легонько потянула к себе плаценту, чтобы узнать, идет ли она. Посмотрела на Стенли, встретилась с ним взглядом. Они были без масок. Без халатов. Нависали над открытым телом Сары, как обычные убийцы в переулке. На мгновение Анна ощутила, что в ней снова набирает силы паника. Она закрыла глаза; у нее кружилась голова.
— Дыхание стабильное. Пульс учащенный, — доложил Стенли.
В его голосе появилась резкость, чего Анна никогда прежде не замечала за ним. Это помогло ей взять себя в руки и сосредоточиться на плаценте. Она почувствовала, как плацента подалась. Вышла… Она смотрела на нее, как на поверженного врага. Она искупалась в его крови. Затем Анна бросила плаценту в ведро, стоявшее на полу.
Медсестра вручила ей иглу с хирургической нитью. Анна промокала рану, убирая кровь, пытаясь понять, откуда лучше начать закрывать ее. Она не забывала о том, что Стенли стоит возле нее, проверяя и перепроверяя пульс Сары.
— Может, добавить крови? — предложил он.
Пару секунд Анна не могла понять, что он имеет в виду. Неужели вокруг мало крови?… Наконец она поняла.
Переливание. Саре нужно сделать переливание крови.
— У меня девяносто, — ровным тоном произнес Стенли. Слишком ровным. — Ниже не падает. Пульс учащенный.
Анна попыталась сосредоточиться. Ей как-то говорили, какая у Сары группа крови. Она запомнила это, потому что группа была редкая.
— У нее четвертая, — заявила Анна, когда туман в голове внезапно рассеялся. — Ей можно переливать кровь любой группы.
— Тогда за кем мне послать? — быстро спросил у нее Стенли.
Кровь в больнице не хранили: на холодильники полагаться было нельзя, и кроме того, мало кто из африканцев был готов поделиться своей кровью с чужаком. Анна вряд ли смогла бы одновременно отдавать свою кровь и накладывать шов. Нужно найти другого донора. Конечно, существует риск переливания зараженной крови, но если кровь не перелить в ближайшее время, Сара почти наверняка умрет…
— Ордена, — решила Анна. — Позови Ордену.
Экономку вполне можно было считать другом семьи. Анна не сводила глаз с иглы: каждый слой ткани следовало сшивать отдельно. От напряжения пот тек у нее по вискам, когда она заставляла руки выполнять стандартные действия.
Стенли передал указания, повернувшись к двери, выходившей во двор. Но вошедшая уже через минуту африканка в халате и маске оказалась не домоправительницей, а одной из молодых женщин, посещавших «материнский клуб» Сары. Эрика. Анна узнала ее, несмотря на маску, узнала по прекрасным миндалевидным глазам. Сына Эрики несколько недель назад положили в больницу с диагнозом «малярия», и кровь матери проверили на наличие инфекции и очистили, прежде чем перелить ему.
— Я пришла, — входя в операционную, просто сказала Эрика. — Я хочу предложить свою кровь.
Стенли наградил ее восхищенным взглядом.
Эрика протянула ему руку.
— Вам нужна я, — добавила она. — Разве моя кровь не узнала, как покидать мое тело и путешествовать снаружи?
Медсестры подготовили женщину к переливанию, а Анна тем временем закончила накладывать швы и приготовилась бинтовать рану. Теперь, когда разрез был зашит, он уже не казался таким ужасным. Его покрывали аккуратные черные стежки, похожие на ряд крошечных мух, с жадностью припавших к скрытому источнику. Когда Анна увидела результат своей работы, слезы навернулись ей на глаза, и испытанное облегчение высвободило ее эмоции, чего не смог сделать страх. Она вспомнила лицо Сары, ее глаза. Ее слова, едва слышные.
Вы спасаете нас…
В помещении воцарилась тишина. Африканка лежала рядом с Сарой и смотрела, как ее кровь перетекает по трубке в бледную руку спящей белой женщины. Ребенок, почти полностью укутанный в одеяльце, спал, прильнув к плечу Барбари. Стенли убрал тряпку с эфиром и позволил Саре дышать чистым воздухом. Анна стояла около своей пациентки, пытаясь обнаружить признаки того, что в бледное лицо возвращаются тепло и краски жизни. Она сжимала безвольную руку пальцами, словно мать или подруга, — вот только сжимала она на самом деле запястье, место, где она чувствовала слабое биение пульса — хрупкое свидетельство того, что неподвижное тело на столе все еще цепляется за жизнь.