Медсестру. Какую-то медсестру. Не ее…
— Но мое место здесь! — слабо пискнула она.
Майкл кусал губы, отчаянно пытаясь придать себе бравый вид. Несмотря на испытываемую мучительную боль, Анна смогла посочувствовать ему — ведь он разрывался между личной привязанностью и обязанностями главы станции.
— Это высокая оценка твоего профессионализма, — сказал он Анне, глядя в окно. — Ведь тебя сочли способной справляться одной, и это несмотря на непродолжительную работу здесь. Конечно, когда ты все там наладишь, тебе пришлют помощников. Ты только представь, как будут благодарны тебе местные жители, когда снова станут получать медицинскую помощь после почти двадцатилетнего перерыва.
Он закончил свою речь. Воцарилась тишина.
— Я договорился, что Стенли поедет с тобой, — добавил Майкл, бросив на Анну быстрый взгляд. — Его помощь будет тебе необходима. Думаю, мы без него справимся. Стажер очень способный и уже многое умеет.
Анна почувствовала, что у нее подгибаются ноги, все тело охватывает слабость.
Сара вцепилась в руку Майкла.
— Ты должен был сообщить нам! — истерично выкрикнула она. — Ты должен был что-то сделать. Ты просто обязан был не допустить этого!
Майкл молчал. Его губы были упрямо сжаты, словно он отражал нападение. Словно он взял на себя ответственность.
Постепенно до Анны дошло, и она догадалась, что в тот же самый момент понимание пришло и к Саре. Сара стала пятиться от мужа и остановилась, лишь оказавшись рядом с Анной.
Обе женщины смотрели на Майкла. Они не могли говорить, да в этом и не было необходимости.
— Ладно, — кивнул он. — Признаю. — Он наконец встретился глазами с Анной. Его взгляд был пустым — взгляд побежденного. — Это я попросил, чтобы тебя перевели. — Когда он произносил эту фразу, голос у него надломился. — Я не мог поступить иначе.
Воцарилось долгое молчание.
Анна не могла пошевелиться. Ей хотелось кричать, плакать, протестовать… Но она знала, что это ни к чему не приведет. Она стояла, замерев на месте, и в голове у нее крутилась одна-единственная мысль: «Мой мир рушится на глазах».
И тут заговорила Сара. Она сказала мужу четко и спокойно:
— Тебя влечет к Анне. Ты любишь ее. И именно поэтому ты хочешь, чтобы она уехала. — Она констатировала факт, а не призывала к ответу.
— Но тебя я тоже люблю, — отозвался Майкл; его голос был хриплым и почти неслышным. — Ты — моя жена.
— Ты любишь нас обеих, — решительно продолжила Сара. — Мы любим друг друга. Все трое. Именно поэтому мы так счастливы — нам просто повезло! — Ее тон стал более резким: она уже не могла сдерживать боль и гнев. — Как ты мог так поступить с нами? Как ты мог?
— Другого решения не было, — ответил Майкл.
— Было, — возразила Сара. — Анна могла бы перебраться в хижину. Мы могли бы пристроить к ней кухню, и Анне не пришлось бы столько времени проводить в доме.
Анна посмотрела на Сару. А ведь она права! Они могли бы кое-что изменить. Могли бы что-то предпринять — что угодно, только не это…
— Это не сработало бы, — возразил Майкл, качая головой. — Как бы то ни было, все уже решено. Все уже решено.
Слова сорвались с его губ, тяжелые и унылые. Все они понимали, что так оно и есть. Майкл сказал, а епископ сделал. Анне придется уехать. И на этом все.
— Я думал, он предложит тебе место, где будет полегче, — извиняющимся тоном произнес Майкл. — Возможно, даже в Додоме. Где ты всегда хотела работать. — Его голос болезненно угас.
Анна опустила голову, и волосы упали плотной завесой, закрыли ее лицо. Из глаз ее катились слезы, разбиваясь на гладком бетонном полу. Она услышала легкие шаги Сары и почувствовала, что на плечи ей легла прохладная и спокойная рука. Женщины прижались друг к другу так, что мокрые щеки соприкоснулись, а длинные локоны — рыжие и черные — переплелись. Майкл стоял в стороне, а они отчаянно цеплялись друг за друга. Они рыдали со всхлипами, тяжело, с присвистом, дышали, словно знание о скором расставании было уродливым ребенком, которого им обеим приходилось рожать, мучаясь от долгих и безжалостных схваток.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Утром в день отъезда Анны «лендровер» миссии Лангали стоял у дверей дома, ожидая ее. Чемодан фирмы «Луи Виттон» был привязан на крыше вместе с медицинской сумкой и микроскопом. Два узла с вещами Стенли громоздились на заднем сиденье. Оставшееся место занимали медицинские препараты и оборудование, а также множество корзин, птичьих клеток, горшков, посуды, одеял и тканей, принадлежавших Стенли и его жене Юдифи. Она тоже решила уехать из Лангали в этот день, намереваясь пожить у матери в деревне, расположенной на полпути до Джермантауна, пока новая станция не начнет работать и муж сможет забрать ее туда. Анна удивилась, услышав о ее планах, но Сара объяснила ей: поскольку у этой пары нет детей, после отъезда Стенли женщину больше ничто не связывало бы с Лангали.
Когда пришло время прощаться, все жители станции и деревни столпились возле «лендровера». Анну, Стенли и Юдифи окружили близкие люди: Ордена с Кейт на руках; напряженные Майкл и Сара; Тефа, Барбари и Эрика.
Разговор получился принужденным и немногословным. Сара напомнила Анне, что Ордена поставила в машину корзину с едой и что на заднем сиденье находится термос с горячим чаем. Когда она говорила, губы у нее дрожали. Анна стояла, опустив глаза, не в силах встретиться с подругой взглядом. Майкл подозвал Стенли, и они, обойдя «лендровер», остановились за ним.
— Знаешь, механик из Мурчанзы так и не починил топливный насос, — сказал Майкл. — Если он перестанет работать, просто покачай штифт взад-вперед.
Стенли кивнул.
— Разве я уже не делал этого, и не раз? — отозвался он.
— Да и шины порядком облысели, — добавил Майкл. — Впрочем, ты в курсе.
Анна смотрела, как Стенли стоит и внимательно слушает. У нее словно гора с плеч свалилась при виде его знакомой фигуры, маячащей возле обшарпанного серого «лендровера», в котором она так много поездила. По крайней мере, хоть кто-то и что-то, к чему она привыкла, останутся с ней.
Прощание вышло коротким. Ни Анна, ни Сара, ни Майкл не обещали навещать друг друга и даже писать письма: мысль о том, чтобы довольствоваться этим жалким подобием общения, после того как они жили одной жизнью, была слишком болезненной. Время отчаянных объятий миновало. На виду у африканцев миссионеры обменялись рукопожатиями и улыбнулись, сдерживая слезы. Только маленькая Кейт не желала подчиняться правилам: она забилась в руках няни, протягивая ручки к Анне.
— Нанна! Нанна! — звала она.
Анна поцеловала и обняла ее — быстро, не смея задерживаться, — и отстранилась. Ребенок заплакал.
Уезжающие сели в «лендровер»: Стенли — за руль, Анна — на соседнее сиденье, Юдифи — сзади, возле своих кур. Когда заработал двигатель, Кейт возмущенно закричала. Она часто поступала так, когда видела, что кто-то уезжает на «лендровере», — обычные детские капризы. Но в этот момент такое открытое проявление чувств воспринималось как издевательство над теми, кто с каменными лицами стояли рядом, скрывая свою боль.
Машина выехала за пределы станции. Анна смотрела прямо перед собой, но перед мысленным взором возникало то, что стало для нее родным: дом миссии, на окнах которого висят занавески с изображениями бумерангов, а на подоконниках стоят горшки с геранью; гостевая спальня, которую она до сих пор делила с Кейт, своей маленькой крестницей, умевшей смеяться и плакать, не просыпаясь. И Стенли, и Юдифи обернулись, чтобы в последний раз помахать рукой на прощание. Но Анна не оборачивалась — просто не могла.
Какое-то время до них еще доносился плач Кейт, хорошо слышимый, несмотря на увеличивающееся расстояние. Но постепенно он затих вдали…
Анна сидела, оцепенев, ничего не слыша. Она кожей чувствовала чемоданы, узлы и сумки, окружавшие ее со всех сторон, — зловещее доказательство того, что она уезжает далеко.