— Я буду с ним бороться, — объявил Зания.
Он подошел к двери и начал раскладывать на пороге амулеты. Затем выглянул на улицу и попросил кого-то принести ему углей из костра.
— Не дыми в хижине, — попросила его Анна. — Ему нужен свежий воздух.
Она замолчала, как только в дверях появился регент. Он осторожно переступил через амулеты Зания и вошел в хижину.
— Как вождь, мой племянник? — спросил он. — Что говорит белая медсестра?
Анна молча покачала головой и развела руками — пустыми. Бесполезными.
— Я принес воды. — Регент достал из-под одежды сосуд из тыквы.
— Нет, ему не следует пить… — начала было Анна.
Однако мужчина проигнорировал ее слова и наклонился к Мтеми, вынимая затычку из сосуда. Неожиданно Старая Королева взмахнула рукой, и тыква стукнулась об пол. Вода пролилась, смешалась с пылью и быстро впиталась в нее. Лицо регента окаменело, но он ничего не сказал.
— Ему не следует пить, — продолжила Анна, — пока мы не узнаем, что именно с ним случилось.
Пока мы не узнаем… Это прозвучало как издевка.
— Очень хорошо, — вежливо произнес регент. — Он в ваших руках. — Он повернулся и вышел из хижины. Дойдя до двери, он окинул взглядом хижину — тяжелым, горестным взглядом, от которого у Анны по спине побежали мурашки.
Она села на край кровати, наблюдая и выжидая. Она пыталась уловить малейшие изменения пульса и дыхания Мтеми, слабые движения глазных яблок под веками. Ничего не менялось. Анна хотела пошевелиться — переменить позу, сжать и разжать кулаки, пошаркать ногами; бездействие было для нее нестерпимым. В отличие от нее Старая Королева внешне была спокойна. Она опустилась на колени в ногах кровати, обхватив мозолистыми руками ступни сына.
Зания установил священный алтарь под окном. Тонкие лучи солнца падали на растения, камни и другие предметы, которые он аккуратно раскладывал на алтаре. Анна наблюдала за ним, загипнотизированная тупым ползучим страхом.
Внезапно она услышала рев двигателя приближающегося «лендровера», он разорвал напряженную тишину. Анна подбежала к двери, чтобы встретить седую женщину в миссионерской одежде, которая подходила к хижине. Она шла, прихрамывая, ее руку оттягивала громоздкая медицинская сумка.
— Слава Богу! — пробормотала Анна. — Вы приехали.
Она сообразила, что миссионерка, должно быть, сократила путь, чтобы добраться сюда быстрее. И что она одна. Рядом с ней нет ниспосланного небом врача.
Сестра Маргарет не стала терять время на приветствия. Она сразу же вошла в хижину и начала осматривать Мтеми, забрасывая Анну вопросами. Что именно произошло? Его состояние изменилось? Как вы его лечили? Анна отвечала, но она мало что могла сообщить. Через несколько долгих минут сестра Маргарет повернулась к Анне. Лицо миссионерки помрачнело.
— Он в критическом состоянии — это очевидно. Я не пойму, в чем дело. Невозможно сказать без рентгена и анализа крови. — Она говорила отрывисто, но в ее глазах появилось сострадание, когда она заметила, как напряглось лицо стоящей перед ней женщины. — Мы сделаем все, что в наших силах.
Открыв сумку, сестра Маргарет достала капельницу и повесила ее на крючок для фонаря над кроватью.
— Антибиотики, — сказала она, вонзая иглу в руку Мтеми и закрепляя ее с помощью бактерицидного пластыря. Его розовый цвет резко выделялся на фоне черного, походил на небольшой участок чужой кожи. — И хинин, — добавила сестра Маргарет. — На тот случай, если это церебральная малярия.
Анна безучастно кивнула. Она понимала все, что говорила и делала эта женщина. Но все плыло у нее перед глазами, казалось кошмарным сном.
— Его нельзя перевозить, — добавила сестра Маргарет. Она закрыла сумку и собралась уходить. — В любом случае, в Джермантауне мы не сможем сделать для него большего. Я немедленно радирую в Лангали, спрошу у них совета.
Она быстро пересекла комнату. У двери она остановилась и оглянулась, чтобы попрощаться. Удивление отразилось на ее лице, словно она только сейчас увидела эту странную сцену: колдун, белая женщина в африканской одежде, чемодан Луи Виттона в качестве стола, почти обнаженный пациент, ритуальные рисунки на его теле… Анна встретилась с ней взглядом.
— Все, что мы можем сделать сейчас, — сказала сестра, — это молиться.
После ухода миссионерки Анна попыталась последовать ее прощальному совету. Она закрыла глаза, отгородившись от дымящих углей, горящих амулетов, голосов ваганга, доносящихся снаружи, жужжания мух. В ее голове не было ни единой мысли. Только чувства — любовь, страх, недоверие. И какие-то обрывочные картины. Вот Мтеми улыбается. Бежит. Танцует. Вот Мтеми лежит на ней. Делает ее своей женой…
Анна открыла глаза, и ее взгляд остановился на алтаре Зании. Пока она разглядывала множество африканских амулетов и других предметов, ей вдруг пришло в голову, что картина неполная: ведь Мтеми — человек двух миров, а не одного.
Анна подошла к чемодану и подняла крышку. Она тщательно пересмотрела свое скудное имущество и достала сначала Библию, а затем фотографию церкви Лангали. Вышитые наволочки Сары. И старую открытку с библейским стихом. «Все у вас да будет с любовью» [16]. Она решила поучаствовать в устройстве алтаря и разложила на нем вынутые из чемодана предметы. Доктор безопасности, глядя на это, одобрительно кивал.
Всю ночь Анна сидела у кровати Мтеми, наблюдая за ним, молясь, пытаясь обрести надежду в том факте, что его состояние не менялось. Зания тоже сидел с ней, как и Старая Королева. Небольшой огонь, горящий в жаровне возле двери, освещал их теплым светом. Все трое прислушивались к дыханию вождя, радуясь каждому тихому шепоту, обрывавшему смертельную тишину.
До рассвета было еще далеко, когда Зания неожиданно встал и подошел к алтарю. Анна наблюдала за ним усталыми глазами.
Медленно, но уверенно он начал собирать амулеты.
Анна испугалась и резко вскочила.
— Что ты делаешь?
— Вождь умирает. — Голос Зании срывался от боли. — Ни лекарства, ни магия, ни амулеты не помогут. — Он кивнул в сторону капельницы, которая до сих пор висела на крючке, только теперь она была наполовину пуста. — Нет никого, кто спас бы его. Он умирает.
Анна вцепилась в костлявые плечи Зании.
— Ты вылечил Ндаталу! Она была почти мертва. А Мтеми твой вождь. Ты не должен сдаваться! — взмолилась она.
— Разве я не говорил с предками? Разве я не сжег перья нерожденного цыпленка? Я сделал все что мог. Все кончено.
Анна, замерев, просто смотрела на него: обреченность в его голосе заставила ее замолчать. А потом она рассмеялась безумным, неестественным смехом, рвущимся из самых глубин ее души и переходящим в долгое мучительное рыдание.
Старая Королева с трудом поднялась и подошла к Анне. Она не прикасалась к ней, а просто молча стояла рядом каменным изваянием.
Зания старался не смотреть на женщин, убирая с алтаря свои амулеты, оставляя только вещи Анны — Библию, фотографию церкви в рамке и наволочки, разложенные на окровавленной древесине. Он долго смотрел на вождя, а зятем склонил голову и вышел из хижины.
Анна опустилась на колени перед Мтеми, прижалась щекой к его голой груди. Слушала его сердцебиение. Чувствовала тепло его тела. В ее голове сложилась молитва, понятная и незамысловатая. «Это Твой шанс, — сказала она Богу. — Зания сдался. Если Мтеми выживет, все узнают, что его спас Ты. Я скажу всем. Они поверят в Тебя».
Анна подняла голову, когда в хижину вошел Китаму. За ним шли воины вождя, а затем — мужчины из его отряда. За мужчинами потянулись женщины, так что небольшая хижина вскоре была забита людьми.
Лунный свет проникал в окно, заливая кровать, где лежал Мтеми. Он казался изваянием, крепким и долговечным. Взгляд Анны скользил по его лицу, по прекрасным линиям его носа и губ. Он остановился на его закрытых глазах. Анна хотела, чтобы он открыл их. Как ребенок, торгующийся с удачей, она сказала себе, что если бы только она смогла еще раз посмотреть ему в глаза — опуститься в теплые коричневые глубины, — то спасла бы его.
Ближе к рассвету Мтеми пошевелился. Он открыл глаза и в упор посмотрел на Анну. Люди в хижине наклонились к нему, задыхаясь от радости. Анна, оцепенев, смотрела на него. В это мгновение ей в голову пришло только одно слово — невольное, нежеланное, невысказанное. Оно проникло в ее мозг с четкостью чего-то определенного и неизбежного.
Прощай.
Прощай…
Мтеми закрыл глаза и уснул. В то время как другие вздохнули с облегчением, утешившись и обретя надежду, Анна опустила голову и заплакала.