Вот в таком интересном местечке удалось нам побывать. Ну а на следующий день мы пошли прогуляться по Ашхабаду. Ашхабад в переводе с туркменского — «Город любви». Не знаю, как насчет любви, а солнечного света он дарил с избытком. На стенде у республиканского Гидрометцентра мы прочитали: «Сегодня в Ашхабаде зафиксирована максимальная температура за все годы наблюдений 4-48°». До этого максимум был +47°. Повезло же нам. Однако жара в городе ощущается не столь сильно благодаря обилию скверов, цветов и арыков с журчащей холодной водой.
Нам довелось посетить Ашхабад в год столетия его образования — город возник в 1881 году как военное укрепление на месте поселения Асхабад с древней крепостью. Его появление было обусловлено удобным положением на важных караванных путях. Однако очень долго он влачил существование небольшого провинциального городка. В. А. Обручев, проводивший в Закаспийской области научные изыскания в конце XIX века, писал, что «Асхабад представлял собой очень небольшой городок с несколькими широкими и пыльными улицами, кое-где обсаженными деревьями, с одноэтажными глинобитными или сырцовыми домами, большей частью с плоскими крышами из жердей, хвороста или камыша, покрытых слоем глины». Но постепенно город рос и благоустраивался. Булыжником укрепили дороги, посадили много деревьев и кустарников. В 1904 году был разработан проект герба Ашхабада, административного и торгово-промышленного центра области — на щите под царской короной изображен торговый караван с указанием даты возникновения торговых связей, а внизу — железная дорога и дата открытия железнодорожного сообщения, имеющего громадное значение в торговле. В 1919 году город был назван Полторацком в честь одного из организаторов борьбы за Советскую власть. До 1924 года Ашхабад являлся областным центром Туркестанской АССР. С образованием 27 октября 1924 года Туркменской ССР город стал столицей республики, и в 1927 году ему было возвращено национальное название.
Ашхабад стал свидетелем одной из самых страшных трагедий в нашей стране после войны. 6 октября 1948 года за каких-то 15–20 секунд город был полностью разрушен чудовищной силы землетрясением. Это землетрясение послужило толчком к развитию сейсмической науки, и сейсмостойкого градостроительства, предъявило новые требования к оценке сейсмической опасности территории, к методам расчета зданий и сооружений на сейсмические нагрузки. Город был отстроен практически заново. Ныне Ашхабад называют городом-садом: он утопает в зелени. Кроны высокоствольных деревьев вдоль улиц и в парках дарят прохладу. Далеко на юге в дымке нависают над городом величественные вершины Копетдага, что создает очень красивую картину.
Туристы со всего мира, бывая в Ашхабаде, непременно посещают художественную ковровую фабрику. Здесь руки мастериц ткут ковры потрясающей красоты. В музее изобразительных искусств Туркменистана хранится редчайший экспонат — гигантский орнаментальный ковер длиной 18 метров и шириной И метров. Возможно, это самый большой ковер в мире.
Знаменит Ашхабад и своими ахалтекинскими скакунами. Конный завод «Комсомолец», созданный в 1924 году, — единственный в мире, где выращиваются эти красавцы. По красоте и экстерьеру ахалтекинским скакунам нет равных в мире. Они выносливы и хорошо приспособлены к сухому жаркому климату. В истории описывается, что предки ахалтекинской породы лошадей были известны еще 2500 лет назад многим народам. На конном заводе сосредоточены племенные скакуны этой породы и ведется последовательная научная работа по дальнейшему улучшению ее красоты и резвости.
Вдоволь нагулявшись по городу, я посадил Лену на ее самолет, а сам отправился на битву за билетами — улететь летом из Ашхабада в Москву очень трудно. Битву выиграл, хоть и порвал рукав. Сжимая драгоценный билет на 31 июля, я продрался сквозь бушующую толпу и вздохнул свободно только на улице. Этим же вечером проделал уже знакомую дорогу в Кизыл-Арват, провел ночь на вокзальной лавочке, а потом автобус доставил меня в Кара-Калу, порадовав встречей со ставшими уже родными «лунными горами».
В конце июля пошли дожди. Дождь шел день, потом второй, потом третий. Вылезать из палатки было невозможно — едва ступив на землю, я погружался в жижу по пояс. И оказался отрезанным от всего мира. Вся еда хранилась в вагончике, а до него не дойти. Я стал самым настоящим робинзоном. Единственным моим питанием были купленные в Ашхабаде орешки арахиса и дикий виноград, гроздья которого свисали прямо на палатку. Я начал подсчитывать, сколько удастся протянуть. Выходило много, но ведь у меня билет в Москву. На пятый день дождь перестал. Выглянуло солнце. Азиатское солнце — это чудо. Через два часа земля была тверда, как асфальт Я пошел на кордон. Там уже собирались вызывать вертолет для моего спасения (шутка). Один из сотрудников заповедника уехал куда-то в это время, и я каким-то чудом остался заночевать в его вагончике. В эту ночь в горы нагрянула стихия во всей ее грозной красе. Небеса обрушили на землю полугодовую норму осадков. Мощные сели низверглись с гор. Когда через пару дней я пошел проведать свою палатку, завернув за айлантовую рощу, то окаменел: на месте моего жилья был заросший травой холмик. Через мгновение меня осенило. Ведь в палатке стояла кровать; когда нечеловеческая сила вырвала все колья из земли и решила унести ее прочь в долину, палатка упала на кровать, а изобретательная стихия засыпала ее большим слоем земли и травы. В таких приключениях проходили мои последние дни на Сюнт-Хасардагской земле.