Где-то высоко сияли неведомые созвездия, а вокруг меня жил, дышал и похрюкивал огромный, непознанный мир, о котором человеку известно меньше, чем об обратной стороне Луны. Невидимые, перекликались птицы, бесшумные, скользили в зарослях змеи, надрывались своим звоном цикады, и где-то, потрескивая ветками, ломились в чаще таинственные звери. Мне не верилось, что это я, а не кто-то другой, нахожусь в самом центре диковинного тропического леса, за многие километры от человеческого жилья. Тропический лес ждал меня, манил своими тайнами и иронически усмехался над дерзкими помыслами человека постичь его. Столько лет я видел эту картину во сне — и вот она, мечта, в шаге от меня, — сделай этот шаг.
Главное, ночью можно наткнуться на тех животных, которых нельзя даже отыскать днем. Лампа, которой обычно пользуются шахтеры и спелеологи, — основное снаряжение в ночных путешествиях по дождевому лесу. Она помогает тут же идентифицировать непонятные звуки, направив ее свет на их источник. Словно бриллианты, в ее луче сверкают точки глаз маленьких паучков. Скорпионы, которые днем прячутся в укрытиях, под камнями, под отставшей корой, сейчас активны. Охотящийся скорпион медленно идете поднятым «хвостом», выставив вперед полусогнутые педипальпы с приоткрытыми клешнями. Он очень чутко реагирует на прикосновение к подвижному объекту и хватает добычу клешнями, нанося удар «хвостом», обездвиживая ее и убивая ядом. «Подвижный объект» — это, конечно, я, осторожно пробирающийся по ночным джунглям в свой лагерь. Надеюсь, впрочем, что мои ботинки не вызовут у скорпионов бурного слюноотделения. Как и у других обитателей ночных джунглей — ядовитых пауков. Уж лучше подвергнуться нападению громадных мохнатых пауков-птицеедов. Хотя в сознании большинства людей, знающих об их существовании, это страшные чудовища, укус которых смертелен.
В действительности птицееды выделяют очень мало яда, к тому же довольно слабого. Своих жертв эти охотники убивают прежде всего уколами огромных жвал. Иногда им удается убить даже ящерицу или лягушку, но главной пищей для них служат, конечно, насекомые. Я для них крупноват. Днем птицееды прячутся в убежище — чаще всего в норы, которые, если они глубоки, защищают паука от неблагоприятных погодных условий. В них влажность и температура остаются сравнительно постоянными. Птицеед скрывается в глубине норы, а в жаркие дни даже закрывает ее вход. С наступлением ночи пауки выходят из убежищ на промысел и проявляют себя умелыми охотниками.
Моя третья поездка во Вьетнам состоялась в 1990–1991 годах. В нашу группу кроме меня вошли Володя Усачев и Фан Лыонг — сотрудники Тропцентра и профессор Као Ван Шунг — крупнейший вьетнамский териолог, специалист по грызунам, заместитель директора Института экологии и биологических ресурсов, с которым активно сотрудничал Тропцентр. Вначале мы поехали в экспедицию в провинцию Шонла, в район города Моктяу. Для получения разрешения на работу здесь надо было ехать в столицу провинции, которая также называлась Шонла. Мы, естественно, с удовольствием забрались в наш «уазик» и отправились в глубь страны, зачарованно озирая сказочные виды гор Чыонгшона. Заночевав в Шонла, на следующий день мы вернулись в Моктяу и могли наконец приступить к работе. А надо сказать, что все это время беспрерывно шел мощный тропический дождь, и когда Шунг показал гору с абсолютно вертикальными склонами, на которые нам надо карабкаться, я долго думал, как же это нам удастся. Удалось. И не просто залезть, а и затащить гору ловушек, в которые мы здесь собирались ловить грызунов. Обратный путь оставил у меня массу воспоминаний. Когда я подошел к обрыву, чуть не лишился дара речи. Он был совершенно отвесный, и никаких деревьев, за которые можно было бы ухватиться, не было видно. Шунг бодро поскакал вниз, вслед за ним ринулся и я. Это была песня. Голые, скользкие скалы, мокрые сапоги, под которые постоянно забивался мой плащ. Большую часть пути я полз на заднице, пытаясь нащупать твердую поверхность. И вот когда я уже вроде убеждался в надежности камня, он медленно начинал отваливаться, а я судорожно хватался за ветвящийся чахлый кустарник, который спустя секунду, смачно хрустнув, оставался у меня в руке.
— Шунг, — кричал я сквозь шум дождя, — если придем домой живые, надо хорошо выпить.
— Это я с удовольствием, — отвечал мне профессор и вновь нырял в бездну.
Надо же — пришли живые. И, естественно, хорошо выпили.