Эльфов провели между обуглившимися балками. Кузня Шандраля стояла посреди моста. Большая часть стен обвалилась. Зрители могли без труда наблюдать за происходящим.
Два тролля на длинных палках пронесли в кузницу железную корзину с раскаленными углями. В ней торчал меч. У Фальраха перехватило дыхание. Он узнал рукоять. Изогнутая бронзовая гарда. Почти треугольный набалдашник. Это был его меч.
Эльф взглянул на противоположный берег. Толпа кобольдов продолжала расти. Молчаливый темный поток. Море взглядов.
Несмотря на то что он не сделал ничего плохого, Фальрах чувствовал себя виноватым. Последние разговоры среди кобольдов смолкли. На фоне заката, отбрасывавшего на покрытую льдом реку длинные тени, падали одинокие снежинки. Негромкий скрип снега был единственным звуком, раздававшимся в повисшей тишине. Затем раздался бой молотов. Резкая команда.
Молоты снова опустились. И в третий раз тоже. Затем послышался звук, похожий на хриплый вздох. Зазвучали крики.
Брызнул разбивающийся лед.
Похоже, Далмаг только этого и ждал. Он махнул рукой троллю, стоявшему в северной части кузницы. Там огонь уничтожил не все. Воин опустил тяжелый, почерневший от пламени рычаг.
Под мостом что-то загрохотало. Внезапно послышался звук падающей воды.
Деревянные колеса пришли в движение. Зазвенела тяжелая цепь.
Два тролля схватили Эмерелль и подвели ее к трем большим наковальням. Над центральной поднимался боек молота размером больше головы коня.
Два тролля заставили Эмерелль встать на колени.
— Положи правую руку на наковальню! — приказал Далмаг.
Эльфийская королева сохраняла полное спокойствие. Она бросила короткий взгляд на предводителя кобольдов. Затем посмотрела на берег. Там собрались сотни. Даже на крышах сидели, намереваясь не пропустить спектакль.
— Это то, чего вы хотите? Платить несправедливостью за несправедливость? Чтобы утолить вашу жажду мести, должна снова пролиться кровь?
Снежинки, словно диадема, сверкали в волосах павшей королевы.
Фальрах крепче схватил отнятое у кобольда копье. Он не будет смотреть, как они унижают Эмерелль.
Сильные руки легли ему на плечи.
Эльф выгнулся, но освободиться из железной хватки было невозможно. Всего на миг только он забыл о том, что там происходит, забыл обо всем.
— Опустите молот! — приказал Далмаг.
Снова заскрипели колеса. Деревянные зубцы зацепились друг за друга. Огромный боек молота поднялся к вечернему небу.
Словно завороженный, смотрел Фальрах на крохотную кисть, лежавшую на черной наковальне. Пальцы были растопырены.
Молот со свистом опустился.
Удар с грохотом разнесся над рекой.
Фальрах зажмурился. А когда открыл глаза, боек молота снова поднялся к небу. Одна-единственная капля крови отделилась от черного металла и полетела вниз. Она коснулась щеки Эмерелль, оставив тонкую красную линию на бледной, как мрамор, коже. Эльфийка смотрела в небо. Глаза ее были широко распахнуты. Ни звука, выдававшего боль…
— Ты должен отрубить ей руку, — сказал Далмаг. Тон его голоса был деловым, но в нем слышались коварные интонации. — Это уже не исцелить. Если руку не отрезать, то начнется гангрена. И тогда она умрет за неделю.
Фальрах заставил себя посхмотреть на наковальню. Кобольд был прав. Никакая магия Альвенмарка не сможет вылечить это. Он судорожно сглотнул.
— Если это не сделаешь ты, этого не сделает никто. Мы можем просто обмотать это тряпкой. Кстати, здесь ты умрешь завтра. Посмотри как следует на ее руку. Это же мы сделаем с твоими руками и ногами. — Далмаг подал державшему Фальраха троллю знак. — Отпусти его. Ты когда-нибудь слышал, как пахнет гангренозная рана? Ведь от вас, эльфов, никогда не воняет. Как думаешь, гангрена тоже будет источать ароматы?
Тролль действительно отпустил его. Фальрах сделал глубокий вдох. Он не отрываясь смотрел на меч. Мелкие снежинки кружились вокруг лица. Солнце скрылось за крышами. Раскаленные угли окрашивали сожженную кузню красноватым светом, от которого по остову крыши плясали призрачные тени.
— Даже не думай об этом, — произнес за его спиной Далмаг. — В руинах у меня стоят арбалетчики. Твое выступление в зале было очень впечатляющим. Думаешь, получится еще раз, если в тебя выстрелят семеро стрелков одновременно?
Олловейн смог бы? Фальрах хорошо знал, что сам на такое не способен. И не отваживался вновь положиться на то, что создал из этого тела Олловейн. Только не в здравом уме! В зале его обуял гнев. Теперь нужно было сохранять трезвый рассудок.
Он подошел к железной корзине. В ночное небо взлетели искры, когда он медленно извлек меч из углей. Рукоять оружия стала настолько горячей, что ее было трудно удерживать.
Эльф подошел к потерпевшей поражение королеве. С какими надеждами он отправился с ней в Снайвамарк! Думал, что любовь, оборвавшаяся столетия назад с его смертью, оживет.
Этого не произошло, и теперь он стоял перед Эмерелль, готовый отрубить ей руку.
Снежинки шипели на раскаленных угольях.
Эльфийка подняла голову. Едва заметно кивнула.
Фальрах тяжело вздохнул. Заставил себя посмотреть на то, что осталось от кисти, которую он ласкал когда-то. Ладонь и пальцы исчезли.
Раскаленная докрасна дуга пронзила ночь. Плоть и кости почти не оказали сопротивления клинку.
— Подними меч, — сдавленным голосом произнесла Эмерелль.
Он удивленно повиновался.
Королева поднялась. Посмотрела ему прямо в глаза. Темная кровь пульсирующей струей лилась из ужасной раны. Эмерелль протянула обрубок руки к его мечу и прижала рану к раскаленному металлу.
Рот ее открылся в безмолвном крике. Затем она рухнула ему на руки. Меч выпал и вонзился в снег с громким шипением.
— Поздравляю, эльф. Ты хороший палач, — произнес Далмаг. — Мне действительно интересно, насколько храбрым окажешься ты завтра, когда роли поменяются. Она не кричала, твоя любовница. Она столь же холодна, когда вы любите друг друга?
Фальрах ногой подцепил меч, лежавший в снегу.
Далмаг отпрянул.
— Помнишь об арбалетчиках, храбрый эльфийский рыцарь? Может быть, они попадут в вас обоих.
В бессильной ярости Фальрах сдался. Сопротивление было бесполезно. Кобольд прав. Любое неповиновение только приблизит развязку.
— Этот парень слишком осмелел, — мрачно проворчал Далмаг и махнул рукой двум троллям, которые несли корзину. — Побейте его немного. Но не слишком сильно, а то завтра мы и поразвлечься не сможем. Он должен трепыхаться, когда мы положим его на наковальню.
Другая
Он проснулся от того, что ему стало жарко. Сонно заморгал.
Его окружала темнота. Вот матовое красное свечение… Воспоминания оказались подобны прыжку в холодную воду. Эмерелль. Ее имя вертелось на языке, но он не осмелился произнести его. Что-то было не так!
Глаза быстро привыкли к темноте. Снег на улице отражал лунный свет, бросая бледный призрачный отблеск в окошко темницы. На фоне ночного неба чернел силуэт решетки. Руки горели от отчаянных попыток вырвать прутья. Интересно, сколько осталось до утра? Сколько вдохов отпущено их жизни?
Сквозь зарешеченную дыру текла вода. Тонкая струйка. Рядом с его коленом на глиняном полу темницы образовалась лужица.
Он снова почувствовал неестественную жару. Одежда прилипла к мокрой от пота коже. И это посреди зимы! В городе, где в это время года могло быть настолько холодно, что птицы замерзали на лету.
Краем глаза он видел Эмерелль. Она проснулась и молча сидела у стены камеры, поджав под себя ноги и раскачиваясь из стороны в сторону. Левая рука крепко сжимала обрубок.
Неясный красноватый свет освещал ужасную рану. Он казался похожим на туман из крохотных капель крови. С губ королевы не сорвалось ни единого звука, выдававшего боль.
Нужно было встать. Но что-то удержало… Тело Олловейна было насмешкой. Никогда прежде Фальрах не чувствовал неудобств ни из-за холода, ни из-за жары. Одного слова силы оказывалось достаточно, чтобы отогнать все неприятности.