— Клянусь, это не так.
— Дай руку.
Эльфийка протянула ей правую руку. Похожие на когти пальцы Сканги сомкнулись на ней. Она поднесла руку ко лбу и прижала ее. Всего на два, три удара сердца. Затем отпустила.
— Помоги ему, — очень тихо произнесла шаманка. — Ты можешь сделать это лучше меня.
Эмерелль глубоко вздохнула. Она готовилась к боли, которая сейчас захлестнет ее. Прислушивалась к негромкому шороху крыльев мотыльков. К замершей в жутком молчании толпе на набережной. Скоро начнется паника.
— Ты должна поговорить с ними, Сканга. И прошу тебя, не об убийстве, не о покушении. Ты ведь тоже чувствуешь их страх, не так ли?
Эмерелль положила обе руки на спину Гильмарака и отдалась боли.
Никодемус забрался на ахтерштевень насколько мог высоко, чтобы видеть происходящее. Роскошная либурна находилась чуть дальше пятидесяти шагов. На палубе царила страшная неразбериха с тех пор, как упал Гильмарак. Все толпились вокруг тролльского князя. Над детыми альвов танцевали мотыльки и светлячки.
— Он мертв? — крикнул он Лице, сидевшей в вороньем гнезде и имевшей лучший обзор.
— Не могу разглядеть, — ответила она через некоторое время.
— А Элийю видишь?
Лица молчала. Никодемус задавал этот вопрос добрых две дюжины раз за последние полчаса. Элийя ни за что не опоздал бы. Только не в эту ночь! Должно быть, что-то случилось.
С тех пор как на корабле появилась Эмерелль, лутин находился на грани паники. Он не рассчитывал на то, что она придет.
Может быть, ее появление и исчезновение его брата как-то связаны между собой?
Гильмарак убит, Элийя исчез. Все было ясно. Она хочет вернуть трон. Никодемус выбрал не ту сторону. Он не возобновил общение с Фальрахом, несмотря на то что тот несколько раз пытался сделать это. Он предал его и Эмерелль.
Не своего брата. Где были эльфы, когда Бирга пытала его?!
Элийя спас его. Элийя всегда был рядом, сколько он себя помнил. Он не мог предать брата. И его чудесный план, чтобы на троне Альвенмарка сидел кобольд…
— Ты должен поднять красный фонарь! — крикнула Лица.
Лисьехвостый спустился с ахтерштевня и посмотрел на красный фонарь у грот-мачты на палубе брошенного грузового корабля. Он знал, что в этот момент за кораблем наблюдает по меньшей мерее сотня пар глаз. Все предводители красношапочников, которые пришли сюда и прятались где-то со своими людьми. Вооруженные кобольды, преданные ему и Элийе. Если он поднимет красный фонарь, они нанесут удар. Но против кого? Они должны были сражаться за Элийю и Андерана, если бы тролли отказались признать Повелителя Вод королем.
Но все сложилось иначе. Что случится, если он поднимет фонарь? Возможно, судно обстреляют. Выстрелят пауки из своих орудий. В толпе на набережной начнется паника. Сотни существ затопчут, ранят. Только потому, что он поднял красный фонарь.
Больше не было старшего брата, который мог дать совет.
Теперь лисьемордый должен принимать решения сам. Он взял фонарь и подошел к поручням. Широко размахнулся и бросил его в воды гавани.
— Что ты там делаешь? — закричала с мачты Лица.
— Я ухожу, — спокойно произнес Никодемус.
Революция закончилась. Без приказа атаковать красношапочники, вероятно, скоро разбредутся. Самые умные из них, возможно, примут участие в празднике. Лутин посмотрел в ночное небо. Спектакль огней, который устроят маги, наверняка будет прекрасен. Это единственная возможность в его жизни увидеть представление. Через двадцать восемь лет его наверняка здесь не будет. Если он вообще останется в живых.
Лица слезла с мачты. Сжав кулаки, она шла прямо на него.
— Что ты наделал?! Ты, предатель!
Он подумал о том, что написала ему на лице оракул.
Действительно, получилось так, что в конце концов он всех предал, как Фальраха, так и Элийю. И все равно он шел по прямой дороге.
Лица не сможет победить его, удивленно подумал лисьемордый. Из-за прыжка во времени вместе с Эмерелль он теперь на много лет ее моложе. Он схватил лутинку, прижал к палубе и держал, пока она не перестала сопротивляться. Он знал ее. Нет, не станет он совершать ошибку и отпускать ее сейчас. Она убьет его при помощи первого попавшегося гвоздя. Нужно подождать, пока схлынет ее гнев.
— Все кончено, Лица. Без Элийи и Андерана нам уже не за что сражаться. Посмотри правде в глаза! Если мы позовем красношапочников, начнется бессмысленное кровопролитие.
Я устал. Я повидал достаточно битв. Впервые в моей власти возможность предотвратить сражение. И именно это я и сделаю. Все кончено, послушай! И я даже не могу сказать тебе, кто выиграл. Ясно одно: это не мы.
Лица выгнулась дугой, попыталась нанести удар, но он держал ее железной хваткой. Хвостатая кобольдесса даже попыталась укусить его. Да, она была по-прежнему красива. Как долго он был в нее влюблен, а она на него даже внимания не обращала.
— Не может все вот так закончиться! Наше племя уничтожено. Все мертвы! Даже рогатые ящерицы. Не могли они все погибнуть напрасно!
— Это было не напрасно. — Никодемус с трудом сдерживал слезы. — Они погибли за мечту. За мечту Элийи о лучшем мире. До него было рукой подать, до этого мира. Но он не стал реальностью.
— И что ты собираешься делать?
— Посмотрю праздник. А завтра отправлюсь в Земли Ветров. Надеюсь, что не попадусь никому из кентавров. Поймаю дикую рогатую ящерицу и построю дом на ее спине. А потом смогу основать новое племя.
— Ты с ума сошел!
Он улыбнулся.
— Может быть… Может быть, уже через месяц я буду лежать где-нибудь в степи с кентаврийской стрелой в спине. Они и через сто лет не простят нам того, что мы скормили троллям их предков. Но, может быть, мне повезет и я буду ездить на спине рогатой ящерицы.
Лица посмотрела на него так, как не смотрела никогда. Она немного косила. Все же годы не прошли для нее бесследно.
Внезапно лутинка оскалила зубы.
— Ты по-прежнему глупец и болтун, Никодемус. Как ты собираешься основать племя в одиночку?
Он улыбнулся в ответ.
— Может быть, я уйду не один. — Кобольд поднял изувеченную руку. — Было бы идеально, если бы со мной отправилась полуслепая или косая женщина, которая не сразу заметит, что берет бракованный товар.
— Я не кошу, — резко произнесла она.
— Тогда, наверное, это с моими глазами что-то не так.
Она расслабилась, и он рискнул отпустить ее руки.
— Только чуточку, когда сильно злюсь.
— Значит, все-таки это бывает часто! — Он усмехнулся.
— А ты наглее, чем раньше.
Никодемус решился подняться.
— Вот еще один пункт, в котором я стал хуже.
— Мне так не кажется. — Лица села и не отрываясь смотрела на него. Глаза ее остались молодыми! — И ты серьезно собираешься основать новое племя?
— Совершенно серьезно! Знаешь… Я хочу родить целую стаю щенят. А когда они достаточно подрастут, я хотел бы рассказать им об Элийе. О Ганде и Увальне. О мастере Громьяне, самом великолепном и ворчливом учителе, которого я когда-либо встречал. И о Мадре, тролле, который был моим другом. Я тебе когда-нибудь рассказывал о том, как путешествовал верхом на тролле?
— Ты хвастунишка.
— Да, пожалуй, ты права. Но если я расскажу о них, то получится, что все они умерли не зря. Они будут продолжать жить в головах малышей. Это все, что мы можем для них сделать. Ты пойдешь со мной?
— Наверное, я слишком стара, чтобы родить целую стаю щенят…
Никодемус вздохнул.
— Да, может быть.
Кобольд долго смотрел на Лицу. Вероятно, она ждет, чтобы он сказал еще что-то. Но лутинка молчала. Взгляд ее стал отсутствующим. Наконец Глопс сдался и подошел к поручням.
Грузовые корабли в гавани были тесно связаны друг с другом.
Между ними лежали мостки, по которым можно было попасть на набережную.
— Никодемус?
Он обернулся. Женщина поднялась.
— Да?
Лица оскалила зубы в улыбке.
— Думаю, мне хотелось бы посмотреть на то, как ты пытаешься поймать рогатую ящерицу. Большего я тебе не обещаю.
Может быть, я зарою в степи жалкие останки бракованного товара, если ты окажешься настолько глуп, что позволишь ящерице растоптать тебя.