— На кого напали эти двое? — спросил вожак стаи.
Он говорил с набитым ртом, и его слова было трудно разобрать.
Вперед выступил Мадра — тролль со шрамами на лице.
— Меня пнула кобыла этой бабы.
— А она при этом предавалась разврату с эльфийским парнем? — нахмурившись, спросил Гхаруб. — Как у них получилось?
— Прошу тебя, благородный Гхаруб… — зашипел Далмаг. — Нельзя все понимать настолько буквально…
— Каким образом ты позволил кобыле лягнуть себя? — не унимался князь троллей, не обращая внимания на кобольда. — Ты был пьян?
— Это всего лишь царапина. Ничего…
— Надо мной станут насмехаться, если мои воины не способны справиться даже с лошадью! — возмутился вожак стаи. — Ты хочешь, чтобы надо мной смеялись?
— Лошадь мертва, — процедил Мадра.
— А теперь ты еще и поучать меня вздумал?!
Гхаруб встал. Поднял огромный окорок, словно булаву.
Внезапно его маленькие глаза сверкнули. Он швырнул окорок в тролля.
Фальрах пригнулся, чтобы летящий кусок туши не задел его.
Даже массивному тролльскому воину было тяжело устоять, когда он поймал окорок.
— Отнесешь это стражу у Каменного леса. Подарок от вожака стаи. Завтра утром ты должен вернуться.
— Но это более сорока миль, — напомнил воин.
— Значит, тебе лучше выступить немедленно и перестать болтать. Надеюсь, после такого похода ты будешь немного проворнее в следующий раз, когда рядом с тобой окажется кобыла.
Оба стража с ухмылкой открыли двери, и Мадра двинулся прочь, не проронив ни слова.
«Интересно, этот парень глуп или, наоборот, очень умен?» — подумал Фальрах. Эльф не отваживался смотреть в глаза вожаку стаи, чтобы не раздражать его.
— Великолепный Гхаруб, — произнес Далмаг на удивление звучным для такого коротышки голосом. — Может быть, вернемся к эльфам?
Тролль кивнул.
— Ты прав. Я должен быть благодарен им. Они указали мне на то, что мои стражи жиреют и становятся ленивыми. Позволить кобыле лягнуть себя… — Он покачал головой.
Воцарилась мертвая тишина. Все тролли смотрели на своего командира. Похоже, они опасались других наказаний. Кобольды же, напротив, казались раздраженными. Очевидно, они ожидали зрелищного показательного процесса, который окончится жестоким и несправедливым приговором для их врагов, эльфов.
— Дражайший, мудрейший Гхаруб, — снова начал Далмаг. — Я знаю эльфов всю свою жизнь. И знаю их подлость, как и все мои братья, присутствующие здесь.
По рядам кобольдов прошел одобрительный гул.
— Поверь мне, они не собирались делать ничего ради тебя.
Наоборот, они издеваются над тобой. Они хотят представить вас ограниченными глупцами, чтобы народ втайне смеялся над своими новыми правителями и потерял к ним всяческое уважение.
— Ничего подобного и в мыслях у нас не было, — возмутился Фальрах.
Почему же, проклятье, молчит Эмерелль? Хочет, чтобы их обоих отправили на виселицу?
— Молчи! — набросился на него кобольд.
Вожак стаи задумчиво почесал подбородок.
— Если Мадра позволил лошади лягнуть себя, то это его личная глупость, — наконец пробормотал он.
— Но ведь именно этого они и хотели, повелитель. Они пришли ради того, чтобы выставить тебя и твоих людей глупцами.
— Клевета! — возмутился Фальрах. — Все это…
— Молчи! — закричал кобольд. — Обвиняемые и просители могут говорить только тогда, когда им позволят!
Эмерелль положила руку на плечо Фальраха.
— Пусть их, — прошептала она.
— Чего ты ждешь?! Когда-то ты непревзойденно владела мечом! Нужно уходить отсюда!
Он огляделся по сторонам. Через дверь им не уйти. Они не смогут поднять тяжелую балку. Бежать можно только через высокие узкие окна прямо под крышей. Но как попасть туда без риска быть разорванными на клочки семнадцатью троллями?
— Чего я жду? — Голос Эмерелль звучал на удивление отчужденно. — Поэзии правителя.
— Чего? — Фальрах не поверил своим ушам. Тролли и поэзия! Неужели она сошла с ума?
— Правитель должен видеть. Он должен видеть духом то, что непонятно остальным. Свою цель. То, что благодаря его правлению должно обрести форму.
— Ты не можешь судить по себе. Я думаю, единственное, что видится Гхарубу, — это сытое брюхо, а Далмагу хочется иметь город, куда никогда не ступит нога эльфа.
— Что касается Дал мага, я с тобой согласна. Но Гхаруб… Он глуп, однако честен. Это не самое худшее для правителя. Если ему удастся принять собственное решение, то, быть может, он станет хорошим князем для города.
— Он приблизил к себе этого клеветника Далмага, так как слишком ленив для того, чтобы принимать собственные решения. Выведи нас отсюда, пока фарс не превратился в трагедию.
— Молчать! — вдруг набросился на них Гхаруб. — Эльфы в этом зале говорят только тогда, когда кто-то потребует, чтобы они открыли свой мерзкий рот.
Фальрах выругался про себя. Вместо того чтобы вникать в запутанные философские тезисы Эмерелль, нужно было вслушаться в то, что шептал своему повелителю Далмаг.
— Вам недостает уважения к вожаку стаи Гхарубу, — отчеканил кобольд тренированным голосом. — В своем великодушии правитель Фейланвика не станет карать вас за распутное поведение, которое является особенностью вашего народа.
В конце концов, жуку-навознику никогда не втолковать, что не стоит копаться в дерьме. Кроме того…
— Довольно слов, — перебил его Гхаруб. — Если Мадра был настолько глуп, что позволил кобыле лягнуть себя, то это его дело. Животное уже сожрано, насколько я слышал. Значит, оно свое уже получило. — Он хлопнул в ладоши. — Мы закончили!
Фальрах не поверил своим ушам. Свобода? Это было последнее, чего он ожидал. Может быть, Эмерелль догадывалась об этом? Внезапно он показался себе глупцом. Как мало он знает этот мир. Почти ничего общего с тем, в котором он жил когда-то.
Среди кобольдов воцарилось ледяное молчание. Никто не отваживался возразить троллю, но было совершенно ясно, какого воины мнения о таком приговоре.
— Здесь еще кое-что, господин, — униженно произнес Далмаг.
Вожак стаи раздраженно скривился.
— Что?
— Именно эльфийка своим надменным и дерзким поведением заставила заседать этот суд. Ты только посмотри на нее, блистательный вожак стаи. Она еще не удостоила суд ни единым словом и заговорщицки перешептывается со своим любовником. Да, она настолько дерзка, что осмеливается грабить тебя, стоя пред тобой. Исключительно при помощи ловкости, присущей ее коварному народу.
Фальрах лишился дара речи. Что же теперь будет?
Гхаруб ощупал амулеты, свисавшие с шеи на кожаных ремешках. Негромко пересчитал их. Покачал головой.
— Что она у меня крадет?
Далмаг, похоже, хорошо знавший своего правителя, широко усмехнулся.
— Ну, во-первых, вкусный окорок, который ты держал в руках, когда она вошла. Он растворился в воздухе. Конечно, ты можешь сказать, что сам бросил его Мадре, но она стала причиной событий, которые привели к этому поступку. Если бы она не пришла в город, ты все еще держал бы вкусный окорок в своих могущественных руках, откусывая от него и умножая свою силу.
— Да это же смешно! — воскликнул Фальрах.
— А ты молчи! — набросился на него Далмаг.
Вожак стаи закрыл глаза и наморщил лоб. Похоже было, что следить за ходом мысли кобольда — для него сущее мучение.
— Не забудь, почтенный Гхаруб, что оба они эльфы. Они — воплощенное коварство. Все, что они делают, имеет скрытый смысл. Наверняка они планировали украсть у тебя еду. Но это еще не самое страшное злодеяние. Гораздо серьезнее вторая кража, которую они совершили. Они украли у тебя самое дорогое, что есть у правителя. Нечто, чего ты никогда не сможешь вернуть.
Фальрах наблюдал за тем, как тролльский князь задумчиво поскреб в паху. Проверяет, все ли там на месте?
— То, что никто не сможет тебе вернуть и что украла у тебя эта эльфийка, — не что иное, как время! Ты мог сидеть в этом роскошном зале, есть и обсуждать со своими товарищами героические бои. Или отдыхать на ложе с женщиной, как ты любишь после обеда. Но время уходит. Бесполезно, бесплодно.