По отзывам знавших Аврору людей, сестра ее, Эмилия Карловна, была «непритворно добра». В 1846 году, когда разразилась эпидемия тифа, Эмилия ухаживала за больными крестьянами, заразилась… и вскоре умерла. Ей было тридцать шесть лет. Хорошо знавший ее Владимир Соллогуб писал: «Графиня Мусина‑Пушкина умерла еще молодою — точно старость не посмела коснуться ее лучезарной красоты».
Горе Авроры не поддавалось описанию. Утешение в это время она находила во встречах с людьми, которые хорошо знали Эмилию и любили ее. К счастью, таких было много. Слушать восхваления (совершенно справедливые!) младшей сестры ей было необычайно приятно. Люди охотно радовали прекрасную госпожу Демидову и сами, первые, начинали разговоры о ее сестре. Но внезапно один человек начал говорить не об Эмилии, а о самой Авроре…
Звали этого человека Андрей Карамзин. Он был сыном знаменитого историка Николая Михайловича Карамзина, автора «Истории государства Российского». И при этом являлся кадровым офицером русской армии, адъютантом графа Алексея Федоровича Орлова. И следовал устному завету своего отца, историографа Николая Михайловича Карамзина, и вполне мог бы подписаться под его словами: «Служить Отечеству любезному, быть нежным сыном, супругом, отцом, хранить, приумножать стараниями и трудами наследие родительское есть священный долг моего сердца, есть слава моя и добродетель».
Андрей был сильной личностью, однако его очень мучило то, что всю жизнь — всю жизнь! — его воспринимали прежде всего как сына знаменитого отца…
Женщины обожали светлоглазого высокомерного красавца, бегали за ним и досаждали своим вниманием. Однако сам Андрей Карамзин среди сонма поклонниц предпочитал не столько красавиц, сколько по‑настоящему сильных личностей (да‑да, находились такие женщины и в те времена!), любовью которых он мог бы гордиться. Среди его любовниц была знаменитая поэтесса Евдокия Ростопчина, родившая от Андрея двух внебрачных дочерей. Любила она его страстно, до сумасшествия, и много чудесных стихов было посвящено этой любви.
Он знал. Конечно, знал… Но забыл все это ради несравненной красавицы Авроры Демидовой. Причем Андрей был влюблен в нее давно, уже десять лет, но решился заговорить о своей страсти только сейчас, когда она овдовела и когда он уже мог явиться перед ней не юношей, а зрелым мужчиной: ведь Андрей был младше Авроры на восемь лет. В те времена разница эта была почти неодолима…
Аврора выслушала его признание со странной смесью изумления и негодования. Придя домой, уже не слишком сердилась, а больше изумлялась и то и дело пожимала своими восхитительными плечами: да неужели этот красивый мужчина возомнил, что для нее еще возможно счастье?!
Она приближала к зеркалу свое похудевшее, помрачневшее лицо, всматривалась в свои вдруг оживившиеся глаза, ловила эхо голоса, все еще отдававшегося в ушах: «Люблю вас… люблю вас единственную на свете…»
Голова кружилась!
К утру Аврора до изнеможения влюбилась в Андрея Карамзина. Однако еще два месяца мучила его отказами: не из кокетства, а из страха за него же…
В конце концов согласилась, и хотя родные Андрея вовсе не в восторге были от предстоящей женитьбы, поделать они ничего не могли. А Аврора была сама себе хозяйка. Себе — и своему счастью, которое состояло отныне в Андрее Карамзине.
Фамилию, кстати, Аврора после венчания с Андреем не изменила и во всех официальных бумагах подписывалась длинно: «Аврора Демидова‑Карамзина, урожденная Шернваль», поясняя: «Я горжусь фамилиями, которые ношу!»