25
Позорному обречена урону,
Дуэсса потрясённая скорбит;
Она бросает кубок и корону,
Увидев, что возлюбленный убит;
От роковых мучительных обид
Бежать она в отчаянье готова;
Оруженосец на неё сердит,
Он бдительней любого зверолова;
Злодейка поймана, судьбина к ней сурова.
26
А царственная дева вдалеке
За битвою жестокою следила
В смятении, в тревоге и в тоске,
Но правота неправду победила;
Своим восторгом дева подтвердила
Победу: «Благородный рыцарь, вам
Я благодарна; неразлучна сила
С величием; награда по трудам,
Но как отважному за подвиг я воздам?
27
Ты отпрыск благороднейшего древа!
Я видела, как рисковал в бою
Собою ты, но как могла бы дева
Вознаградить великую твою
Отвагу? Всю себя я предаю
Тебе, но только Тот, Кто ни границей,
Ни временем не связан, Кто в раю
Царит, воздаст когда-нибудь сторицей
Тебе за то, что ты свершил своей десницей.
28
Пусть, рыцарь, положили вы конец
Кровопролитной бешеной гордыне,
Началу подобающий венец
Даруйте, вечной следуя святыне;
Не дайте ускользнуть моей врагине,
Коварнейшей, опаснейшей из жён;
Из-за неё в узилище поныне
Мой рыцарь благородный заточён;
На помощь он зовёт, от жизни отлучён».
29
Обманщицу, лишённую свободы,
Оруженосцу повелел стеречь
Отважный рыцарь и вошёл под своды
Туда, где можно ждать опасных встреч
И полагаться лишь на добрый меч,
Однако сколько доблесть ни кричала,
Казалось, человеческая речь
Доселе в тёмных залах не звучала;
Твердыня мрачная таинственно молчала.
30
И в полумраке перед ним возник
Согбенный, с бородою белой, белой,
На палку опиравшийся старик,
Крадущийся походкою несмелой,
Беспомощной и как бы неумелой;
Давно погасли светочи очей,
Однако на руке его гремело
Немыслимое множество ключей
Заржавленных; но нет, старик - не казначей.
31
И наблюдать при этом было жутко,
Как он идёт, ступая наугад;
Он плёлся, в звуки вслушиваясь чутко,
Поворотив лицо своё назад,
Хотя вперёд смотреть идущий рад;
А сей слепец, исчадие обмана
Был в замке стражем всех дверей и врат,
Отец приёмный злого великана;
Игнаро звался он, и суть его погана;
32
Почтенье старец рыцарю внушал,
Казалось, отвечать готов не ложно;
«А где же челядь?» - рыцарь вопрошал;
Слепец при этом вздрагивал тревожно
И бормотал: «Ответствовать не можно...»
А где же тот, кого в плену морил,
Над кем глумился великан безбожно?
Старик одно и то же говорил;
«Не можно отвечать», - он снова повторил.
33
Расспросов не кончает победитель;
«Ответствовать не можно», - всё твердит
Ему старик, дверей и врат блюститель;
Отважный рыцарь на него сердит:
«Невежество, по-моему, вредит
Вам, господин, хоть мудрости примета
Седины ваши; умник вы на вид,
Но не даёт разумного ответа
Благообразие, достойное портрета».
34
«Ответствовать не можно», - повторил
Слепой старик бессмысленно и тупо;
И ярость принц в душе своей смирил,
Решив, что на глупца сердиться глупо,
Когда ему отмерен разум скупо;
Глупец премудр на первый только взгляд.
И вырвал принц ключи у полутрупа;
Не опасаясь никаких преград,
Отважно открывал он двери все подряд.
35
Затейливое видел он убранство
За каждой дверью и в любом углу,
Где обитало мерзкое тиранство
И наслаждалось роскошью в пылу
Своих злодейств; повсюду на полу
Засохла кровь, как будто закололи
Овечку или агнца в жертву злу
Средь пагубной безжалостной неволи;
Там пепел и зола - следы смертельной боли.
36
Там находился мраморный алтарь,
Где кровь неутомимо проливали,
Преступно истязая Божью тварь;
На Бога христиане уповали,
Не погружались мученики в сон,
К возмездью справедливому взывали
Под алтарём, и жалобнейший стон
Оттуда слышался и после похорон.
37
Был принц охвачен страстью бесполезной;
Открыл он дверь за дверью сгоряча,
Но дверью остановлен был железной;
От этой двери не было ключа,
Ни стража не видать, ни палача.
Но кто и где над пленником глумится?
Дознаться принц попробовал, крича,
Кто за решёткой ржавою томится
И на свободу в ветхом сумраке стремится.