18
И снова распростёр дракон крыла:
Его неописуемая туша
Над миром помрачённым поплыла,
Пространства ослепительные руша,
Как будто почва - остров, то есть суша,
А воздух - океан со всех сторон,
Где рыцарь незадачливый - втируша;
Крылами рассекая небосклон,
Коня и всадника нёс в воздухе дракон.
19
И, как стрела из тисового лука,
Летел над миром дольним супостат,
Однако даже ястребу докука -
Добыча, схваченная наугад,
И ненасытный хищник сам не рад,
Когда упорно бьётся куропатка;
Так для дракона был тяжеловат
Герой с конём - не пташка, не касатка,
И вскоре на земле опять кипела схватка.
20
И вновь копьём ударила врага
Утроенная праведностью сила, -
Так в рыбу метит ночью острога, -
Сталь, скрежеща, по чешуе скользила
И всё-таки дракона поразила
Под левое крыло; металл проник
Уроду в мясо; сталь его пронзила,
И в этот ослепительнейший миг
Из глотки у него раздался дикий крик.
21
Он заревел, как завывает море,
Когда ночной бушует ураган,
Свирепствуя во мраке на просторе,
И в исступленье грозном океан
Бросается на побережье стран
Разбуженных, и в небо бьёт громада
Волн, - зыбкий, но безжалостный таран, -
Которому неведома преграда;
Взрыв сокрушительный стихийного разлада.
22
Ещё торчало в мясе остриё;
Когтями зверь переломил, однако,
Неотразимо меткое копьё,
Как будто древко было тоньше злака;
Потоком кровь лилась чернее мрака;
Она вращать бы мельницу могла,
Отпугивая даже вурдалака,
Ни дать, ни взять, кипящая смола;
Дышало пламенем притом исчадье зла.
23
И снова хвост рванулся, изогнулся,
Чудовищным извивом охватив
Коня; от петли тот не увернулся,
По-прежнему напорист и ретив,
Но за извивом следовал извив;
Конь бился, так что в грязь был всадник сброшен;
В грязи замаран весь, однако жив,
Вскочил он, мощью дьявольской подкошен,
Но крепок всё ещё, хоть смрад ему был тошен.
24
И рыцарь выхватил из ножен меч;
Грозил он сокрушительным ударом,
Однако чешуи не мог рассечь;
Потратил только силы рыцарь даром.
Несокрушим был панцирь в блеске старом,
Хоть зверю боль пришлось превозмогать,
И потому себя подобным карам
Зверь предпочёл уже не подвергать,
Ударов новых впредь пытаясь избегать.
25
Взбешён был рыцарь новой неудачей,
Ударил вновь, однако не брала
Сталь чешуи; разгневавшись тем паче,
Подумал он, что перед ним скала
Из адаманта; смертные тела
Податливей, но, видимо, терзала
Дракона боль; он распростёр крыла,
Но боль одно крыло ему связала;
Дракону прежняя сноровка отказала.
26
Зверь зарычал, завыл, заверещал
И пламень жгучий изрыгнул из чрева;
Щит рыцаря уже не защищал:
Горело справа, полыхало слева.
Так не щадит огонь лесного древа;
Тянулись мириады языков
К нему из огнедышащего зева;
В доспехах раскалённых жар таков,
Что рыцарь сбросить их в отчаянье готов.
27
Двенадцатью деяньями прославлен,
Герой Эллады, доблестный силач,
От мук таких был всё-таки избавлен,
Хотя помочь ему не мог бы врач,
Когда кентавр был для него палач,
Отравой вдохновляющий пиита,
Но хуже не бывает неудач:
Кузнь пламенем безжалостным обвита,
Доспехи рыцарские - казнь, а не защита.
28
Так в раскалённых латах изнывал
Измученный; дыханье прерывалось...
Он смерть в душе на помощь призывал,
Но, как всегда она не отзывалась,
А дух перевести не удавалось;
Увидев, что противник изнемог,
Чудовище зловеще извивалось
И дьявольский затеяло бросок:
Сбил рыцаря дракон ударом тяжким с ног.
29
И рыцарю пришлось бы в битве худо.
Но за его спиною был родник,
А тот родник образовало чудо,
Чтобы поток целительный возник;
Не знал отважный рыцарь в этот миг,
Что даже мощь дракона роковая
Не превратила родника в гнойник,
Кровь человеческую проливая;
Не перестала бить ключом вода живая.
30
Жизнь возвращала мёртвому вода,
С живых грехи, чистейшая, смывала,
Избавив от смертельного вреда,
Болящему здоровье даровала,
И в старце юность вновь торжествовала,
Являя в роднике цветущий лик;
Подобно Силоаму, затмевала
Вода Кефис, Бат, Спа, но не постиг
Сначала рыцарь, что упал в святой родник.