— Вот… тут несколько ящиков заготовок из черного дерева, на общую сумму в триста половинных золотых. Здесь орогленнское темное вино, пять бутылок. В тюках непромокаемых — лебяжий пух, на сто двадцать половинных золотых. Ткани из Фэрчайлда… на тысячу с лишним варангов… — тут его голос осекся. Я присвистнула:
— Ничего себе. Они золотые там, что ли?
— Нет, просто их мало производят… там парча и шелк, в основном, а материал для шелка везут из Нижних Перецветов…
— Поднимай наверх. Все это поднимай, кроме чертовой репы, — скомандовала я, злобно покосившись на матросов. Те пошатнулись, затем схватились за ящик с черным деревом и потащили к лестнице.
— Что-то еще? — поинтересовался Хог.
— Я… денег у меня мало…
— Да плевать на деньги, с твоей оборванной матросни едва горсть медных наберется. Хотя твою каюту мы, конечно, проверим, не волнуйся, — пренебрежительно зевнула я, махнув рукой. — Из товаров еще что-то есть? Драгоценности, предметы культов, картины везем? Оружие, наркотики.
— Да нет… все, что есть, вот оно.
— А на нижней палубе?
— Это и есть нижняя, госпожа. У меня двухпалубный корабль, внизу только балласт и тесный трюм. Конструкторская ошибка, с виду судно выглядит трехпалубным.
— Тьфу ты. Вообще больше ничего нет?
Никос замялся:
— Есть еще статуя, мне она ничего не стоила, но я думал продать ее в Дейне…
— Показывай.
— Она наверху, в моей каюте.
Пока мои люди грузили добычу на борт «Храпящего», я хлопнула капитана по плечу, от моего дружеского жеста он снова вздрогнул. Не капитан, а сопля зеленая какая-то. Дрожит и дрожит.
Хог остался снаружи, мы с Никосом зашли в каюту. Обычная каюта, три на три метра. Даже роскошь по нынешним временам — не фрегат все же какой-нибудь. Хотя экипаж у него по-прежнему спит на нижней палубе, судя по подстилкам.
— Вот, — указал он на белого цвета статуэтку, высотой вершка три, не больше, но с изумительно проработанными деталями. Кентавр в боевом облачении, мужчина. Даже узоры на коже каким-то чудом мастер смог передать. И камень какой-то непонятный. Вроде бы мрамор, но отдает перламутром, словно из цельной жемчужины точили. Какого размера тогда была раковина?
— Бесполезная штука. Но красивая. Спасибо за искренность, капитан, сегодня никто не умрет, — похлопала я его по щеке и покинула каюту. Хог у двери задумчиво осматривал бутылки.
— Вроде настоящие, — поделился он сомнениями.
— Тебе-то откуда знать? — усмехнулась я, двинув кулаком в мускулистое плечо. — Ты в винах разбираешься, как я в платьях.
— Кто вас знает, капитан. Вы же из благородных, так что могли и в этом разбираться…
— Могла бы. Да времени не было.
Джад отсалютовал, как только мы приблизились к нему:
— Тави, все спокойно. Этот сброд уже третьи штаны меняет, ага.
— Да сам ты сброд! — не утерпев, крикнул кто-то из матросов. Старпом повернулся к нему и нехорошо прищурился, вскинув секиру:
— Ты чего там вякнул? — и молчание было ему ответом. Я рассмеялась:
— Пошли уже, вояка грозный.
И, подтянувшись, покинула «Зеленую крысу» к вящему облегчению ее экипажа и капитана, который даже не вышел из каюты попрощаться. Черствый тип.
Одним кораблем дело, конечно же, не ограничилось. Нижняя палуба забита едва на треть, так чего пустыми ходить? Потормошили еще парочку судов, и с легкой душой отчалили в направлении горы-материка Рид.
Просто так, конечно, нам груз отдавать никто не хотел. Кое-где пришлось подраться, обагрить клинки кровью и прочий романтический бред в том же духе. Я во время краткой стычки половину матросов просто сбросила в воду — судя по Ксаму, Зиммергауз нынче холодный, поэтому их боеспособность тотчас снизилась, а желание вредить кому-либо стало бледной тенью желания взобраться обратно на борт и переодеться в сухое и теплое.
Оставшиеся предпочли поделиться с нами припасами и не рисковать потенциальным насморком или возможностью получить несколько дополнительных дырок в организме.
Чтобы держать в узде команду, мягко говоря, не самых добросердечных людей (поправочка, и одного сарруса) в мире, мне с самого начала пригодились строгие меры. Силами совета старших офицеров мы состряпали устав из обломков ереси, прыгающей мокрой веревки и фальшивого аккорда Сейтарровской лютни. Знаете — вышло неплохо. Само собой, устав включал в себя недопущение всяких подлостей по отношению к другим членам экипажа, беспрекословное следование приказам со стороны матросов, разумное командование со стороны капитана и ее заместителей, а самое главное — схему раздела добычи.
Если кто-то рассказывал вам за посиделками в таверне, что пираты берут добычу исключительно сундуками с золотом, надо было огреть того приятеля кружкой, желательно полной — так больнее. Сундук с золотом я за год видела только один раз, и тогда мы его упустили при странных обстоятельствах. Пока у меня есть интендант, разбирающийся в стоимости всего на свете, я могу быть спокойна. Он выберет лучшие товары, сумеет сбыть их по достойной цене и разделить прибыль с точностью до медной монетки.
Так вот. Согласно корабельному уставу «Храпящего», «а также всех последующих кораблей под началом Морской Ведьмы Тави в этом и остальных существующих мирах», лихо ребята закрутили, вся добыча делится на количество членов экипажа «плюс семь». Сейчас команда насчитывает двадцать две персоны, то есть, делить надо на двадцать девять. Матросы получают одну долю, боцман, старпом и корабельный врач по две, я с интендантом беру три доли. Как заставить вашего квартмейстера честно делить неправедно нажитое? Просто дайте ему больше денег.
А вообще, я думаю, что подобный раздел справедлив. У меня только есть преимущество в награде отличившихся боевыми трофеями. Каждый раненый — царапины и синяки не в счет — прибавляет еще одну долю к тем двадцати девяти. Убитый… ну, пока я никого не теряла. И в ближайшее время не планирую.
Рид. Если точнее, Рид Ойлем, потому что Рид Мезахт от Ургахада находится через один пролив всего лишь. Да и не любят нас там. Хоть и не разыскивают, как в Аргентау.
Говорят, за мою голову с «повышенной парусностью» можно получить в стране саррусов столько золота, сколько весишь сам. Не знаю, сколько это в денежном выражении, но подозреваю, что очень неплохая сумма выйдет, даже если брать вес Ульгема, например, или Чинки. Еще находятся энтузиасты из Дейна, Аргентау и моего родного Грайрува. А Граф умудрился выхватить и персональный розыскной плакат — видимо, благодаря папеньке. Но предавать нас пока никто не собирается, что радует.
И уж, конечно, морским разбойником быть рискованно, но несравненно выгоднее, чем наниматься матросом на обычные суда.
Да что ж меня так от темы отвлекает-то…
Рид Ойлем — государство свободных, очень свободных нравов. Отчасти это обусловлено тем, что международного влияния у него с хвост йрвая, а отчасти — тем, что постоянные войны за престол привели страну в положение, когда не знаешь, за какую соломинку ухватиться, чтобы вылезти из болота раздоров и междоусобиц. Возможно, здесь замешана мистика, но только в последние шестьдесят-семьдесят лет в Рид Ойлеме стало возможно жить, не боясь, что тебя затронет очередное восстание.
Двое из моего экипажа, Турлей и Оми, даже купили себе по дому в Грен Тавале, столице королевства. Я похмыкивала и по старинке припрятывала золото в укромном месте. Понадобится — знаю, где лежит, а больше никто и не знает. А если и знает, так я еще и волшбой прячу, не только ямку лопатой рою, хе-хе. За воровство, кстати, у нас наказание одно. Смерть. Потому что любой ограбивший товарища ставит под сомнение наше дело как таковое. Надеюсь, страх их удержит — нехорошо получится, если мне хоть раз придется собственноручно приводить приговор в исполнение.
В Риде есть скупщики, золотому запасу которых позавидуют отдельные мелкие страны. Именно они поставляют на рынок ту часть товаров, которую никогда не согласились бы ввозить в полудикую страну с едва установившейся монархией. Мы находимся в списке их клиентов едва ли не на первом месте — во всяком случае, берут награбленное с охотой, обмануть не пытаются, даже предоставляют постой за счет заведения. А гостиницы в Грен Тавале шикарные, можете мне поверить.