— Нет, это решительно невозможно. Попробуй.
— Чертов плотницкий топор, а не меч, — вынес вердикт Стефенсон, тоже прикинув вес клинка. Не менее двенадцати-четырнадцати фунтов, повторяет вес саррусского боевого молота, если уж начистоту. Парень в начале боя управлялся с ним одной рукой, умело перенося вес из стороны в сторону. Чертовщина.
— Магия? — с подозрением спросила я. Ульгем покачал головой:
— Никакой магии. Да вы и сами маг, могли бы почувствовать. Только сражаетесь на удивление хорошо. Тренировки, леди Шнапс, исключительно они.
— Какой вес вы можете поднять, уважаемый?
— Оторвать от земли или поднять над головой?
— И то, и другое.
— Смотря как поднимать. Если сам привяжусь к какой-нибудь крепкой балке и перекину веревку через блок, могу оторвать от земли телегу, груженную камнями.
Джад присвистнул, но ничего не сказал. Сейтарр ухмыльнулся — он, кажется, понял, зачем мне такие расспросы.
— Ульгем… вы упомянули, что все ваше имущество — меч. Как насчет того, чтобы записаться в мой экипаж?
Он воскликнул, удивленно взглянув на меня:
— Помилуйте, но вы же и сами искусный целитель! Зачем вам в команде второй врач?
— Врач, — беспомощно повторила я. Посмотрела на экипаж, затем на Ульгема, затем на иронично нависшую рогатую луну, которой явно нравился наш диалог, заполнившийся невероятным абсурдом чуть менее секунды назад. — Врач…
Сейтарр отвернулся в сторону, его худые плечи мелко подрагивали — бывший бандит делал все, чтоб не расхохотаться поверженному бойцу в лицо. А то заработает себе личную дуэль. Первый помощник неуловимым усилием воли сохранял серьезный вид.
Я тоже едва смогла подавить в себе зарождающийся дикий хохот. К тому же, мой смех зачастую пугает людей и мешает конструктивному диалогу. Объяснила:
— Я клянусь, что еще никогда не видела врача, способного за короткое время наделать себе огромное количество пациентов. Ваше владение мечом выше всяких похвал. Но умения знахаря нам тоже пригодятся — магия не вечна, и в мире слишком много мест, в которых она может искажаться или попросту не срабатывать.
— Осталось спросить себя — насколько я на мели, — растерянно ответил он, наконец-то удосужившись осмотреть меня.
— Давайте я спрошу. Насколько сильно вы на мели, Ульгем? — Выпрямившись во весь рост, я пытливо посмотрела на него. Он также поднялся, через голову натягивая рубашку крикливых цветов с длинным, заляпанным кровью разрезом с правой стороны. И рукава кружевные, надо же, до чего может дойти человек в желании выделиться.
— Весьма и весьма. Я не совсем был честен с вами… из отцовского дома меня изгнали. С тех пор не имею средств к существованию, живу исключительно мастерством поединщика.
— Я внушаю вам достаточно уважения, чтобы служить под моим началом? — без обиняков спросила я. Меня, честно говоря, не интересовало ни его происхождение, ни грустная история неудавшихся родственных отношений, или что он там такого натворил.
— Да, бесспорно. Давайте примем случившееся за поединок, ставкой в котором была моя служба на корабле.
Я поморщилась и иронично приподняла бровь, ответив:
— Бросьте. Дети аристократов нанимаются простыми юнгами, чтобы поскорей обучиться военному делу. Хотя, если вам нравится играть в подобную игру, давайте так и условимся.
— Но я не слышал вашего титула, — заметил он, — или титула вашего отца.
— Да только ты и сам уже не дворянин, парень, — заметил Сейтарр.
— Только из уважения к вашему возрасту я… — вскинулся Ульгем, однако я взяла его за плечо и крепко сжала, проделав когтями дырки в яркой ткани.
— Стоять, оба. Ульгем — да или нет?
— Да.
— Решено. Должность — корабельный врач. Задачи — охрана, конвой. Сегодня уже поздно, детали обсудим завтра с утра в «Прикупе на грош».
Ульгем, некогда Ульгем де Рьюманост, поведал нам на следующее утро, что действительно является лекарем, все необходимые грамоты и лицензии присутствуют, а обучался он уже здесь, в столице. Такие имена на форзацах, как Пиут Джанджи и Ганс Верншмидт, слышала даже я, так что доверить свое здоровье франтоватому мужчине не побоялась бы.
За третьей кружкой выяснилась и причина, по которой его изгнали из Рьюманоста. Хе-хе. Могли и казнить, в суровом владычестве на букву У мужеложство считается достаточно уважительной причиной для повешения за шею на специальной конструкции. Реакцию первого помощника и интенданта несложно предсказать.
— Тави, — предварительно отодвинув стул подальше от опасного Ульгема и поближе ко мне, прошептал Джад, — а он нам точно нужен?
— Заблокируют мне заклинания каким-то хитрым методом, к кому побежишь штопаться при первой царапине? — вопросом на вопрос ответила я, цедя слабое пиво.
— К нормальному доктору. Понимаешь, ага? Нормальному.
Откровенно говоря, я наслаждалась моментом. Где-то с месяц назад мне было в два голоса заявлено, что магическое исцеление, оказывается, ненадежное, обладает кучей побочных эффектов и плохо влияет на организм. И тут, когда находишь им компетентного лекаря…
Сам потомок графа сидел и ухмылялся. Эпатажность заявления, очевидно, стояла для него рангом выше, чем возможное неуважение. А посмотрите, какой эффект.
Сейтарр прокашлялся и рискнул заметить:
— Я бы не стал доверять человеку, не опробованному морем…
— Я служил под началом Петера Маверика, капитана галеона «Кестмарский призрак», тоже доктором, — безжалостно осадил его злой Ульгем. Сейтарр выдвинул контраргумент:
— Мы можем связаться с Кестмаром, запросить информацию. Я вот тоже могу заявиться в Телмьюн не пойми откуда, и сказать, что служил старпомом на «Буревестнике» или «Хвосте змеи».
— Маверик сейчас в Телмьюне, — парировал наш потенциальный лекарь. — Пошлите вестового да спросите.
Покончив с крепко просоленным рыбьим хвостом, я показательно зевнула, давая понять, что их препирания мелочны и не заслуживают отнятого времени, проговорив:
— Джад… знаешь, о чем говорит врачебная этика?
— О чем?
— Джад, хватит пялиться на мою иллюзию.
— Прости, Тави, но смотреть в глаза, которых не видно, очень утомительно. Так что я выбрал куда более приятное времяпровождение. Так о чем говорит твоя врачебная этика, что бы это ни было?
— Врачебная этика говорит о том, что между лекарем и страждущим запрещены любые отношения, кроме сострадания, выказываемого первым по отношению ко второму. Можешь считать это прямым запретом лицензионной комиссии по присвоению званий и классов на то, чтоб корабельный врач приставал к члену экипажа.
— Я и не собирался, — заметил Ульгем, терзая зубами особо жесткий кусок мяса. — Но всегда забавно посмотреть на храбрых мужчин, которые с помощью нескольких слов превращаются в идиотов, боящихся за свои филейные части.
— Тави, а он точно нам нужен?
Я закатила глаза к потолку.
Ульгем или просто Граф, как его окрестил Сейтарр, сменил рваную зеленую рубашку на синюю с металлическим отливом, но с тем же воротником в виде ярко-оранжевых языков пламени, а еще повязал на голову темно-синюю бандану. Я — в длинном «морском» плаще из плотной, водонепроницаемой ткани, Джад Стефенсон, на каком-то рынке выкупивший поношенную броню, переделанную из нескольких портупей, но обильно украшенную шипами, и наш интендант в простых черных брюках и бледно-желтом вязаном свитере. И вот стоим мы, такие красивые, у третьего дока, и наблюдаем, как у моего корабля суетятся какие-то люди в доспехах. Моего. Корабля.
— Что здесь происходит? — резко спросила я. Сейчас на мне личина Мари Стивенсон, дамы среднего возраста с резким, прокуренным голосом, любящей мужскую одежду и меховые воротники, в ней я обычно и хожу сюда. Очень помогает, иллюзиям милых девушек недостает искренности и грубости.