Мидллуайт улыбнулась и протянула Клоду ладонь, на которой лежал осколок стекла.
– Все понятно. Шатийон запер Честера в одной из комнат и тот, потеряв надежду на мою помощь, вырвался из плена сам.
– Ларушу придется вызывать стекольщика.
– Ну, теперь-то у него хватит на это денег.
Поднимаясь по лестнице на второй этаж, Клод остановился.
– Рэйчел… Я хотел спросить…
– Тогда смелее!
– Во время этой, твоей… вспышки. Ты видела меня?
– Вообще-то были зрелища и поинтереснее, но…Конечно!
– Я и вправду толстый до безобразия?
– С каких это пор тебя начал интересовать мое мнение о твоей внешности?
– А с каких пор ты начала отвечать вопросом на вопрос?
– Хорошо. Если я скажу, что ты вовсе не толстый и даже понравился мне, не загордишься?
– Ни капельки! Слово полицейского! – воскликнул Клод. – Я никогда не говорил, что ты хоть и самоуверенная до чертиков, но довольно симпатичная девчонка?
Рэйчел не ответила. Она чувствовала, как щеки заливает предательский румянец, который конечно же будет замечен и превратно истолкован.
Дети вошли библиотеку и застали Жака за чтением пергамента, принесенного Клодом из подземелья. Новости о Честере он выслушал невнимательно и потряс пергаментом.
– Это – письмо Жака де Молэ. Его обращение к потомкам и завещание.
– Поздравляю вас с наследством! – поспешил съязвить Клод. – Надеюсь Великий Магистр не обидел своего пра… короче далекого потомка?
Лару встал с кресла и медленно прошелся вдоль стеллажей.
– Я мог бы уничтожить письмо, но, признаться боюсь повторить участь нашего дружка Шатийона. К тому же нарушать волю Жака де Молэ было бы с моей стороны верхом непорядочности.
– Вы правильно расставили акценты, мистер Ларуш, – усмехнулся Рэймонд. – Сначала страх, а уж потом – рассуждения о порядочности. Они очень уместны, когда исходят от того, кто прячет в кармане десятка два драгоценных камешков.
– Я поступил плохо, Клод. – согласился Жак. – Но если будь ты повнимательнее, заметил бы, что я не прячу камней. Они лежат на столе.
– В таком случае – прошу прощения. Так что же вас все-таки озадачило в этом письме?
– Если отбросить все рассуждения Молэ о коварстве короля Филиппа Красивого и его приспешников, то суть в том, что Великий Магистр завещает богатства Ордена церкви. О других наследниках – ни слова.
– Что ж, – пожала плечами Рэйчел. – У вас остается замок и усадьба. Теперь покупатели станут покладистее и вы увезете в Штаты кругленькую сумму.
– Большая часть которой по праву принадлежит тебе, Рэйчел…
– Я не нищая, мистер Ларуш, – отмахнулась Рэйчел. – Родители кое-что оставили, а я уже научилась быть сиротой и не стану из-за этого кончать жизнь самоубийством.
– Я не хотел обидеть тебя, девочка. И настаиваю на том, что половина Крессе – твоя.
– Я, конечно, извиняюсь, – Клод, слегка отодвинув портьеру смотрел в окно. – Но процесс дележа шкуры еще не убитого медведя придется прервать. Во дворе автомобиль, а к крыльцу идет мистер Пивной Бочонок или, как его еще называют – комиссар Мортрэ.
– Зря говорят, что в современных детективах нет ни доли правды, – покачала головой Рэйчел. – В жизни полиция тоже появляется лишь после того, как все негодяи получили по заслугам. Под шапочный разбор.
23
Мортрэ ворвался в замок вместе с двумя подчиненными. Смерив встречавшую его троицу хмурым взглядом, он не достал, а скорее вырвал из кармана вчетверо сложенный лист бумаги.
– Где он?
– Во-первых, добрый вечер, комиссар! – выступил вперед Ларуш. – А во-вторых, кого вы имеете в виду?
– Не прикидывайтесь идиотом! Успели забыть запах камеры? Я говорю о священнике!
– Ах, об отце Форелли!
– Никакой он не Форелли. Вам крупно повезло, что вы еще живы. Под видом римского священника сюда проник преступник, находящийся в международном розыске. Его зовут…
– Якоб де Шатийон, – провозгласила Рэйчел. – И его здесь нет. Присядьте, господин комиссар, поговорим спокойно.
Пухлое лицо Мортрэ сменило множество оттенков прежде чем он обрел дар речи.
– Девочка… Мисс Мидллуайт, откуда вам известно это имя?
– Клод, будь добр, подай месье Мортрэ стул, – Рэйчел нащупала рукой подлокотник кресла, устроилась в нем и принялась поглаживать Честера. – Мы расскажем вам все, что знаем, но при двух условиях.