- Энвикко свалится, как мешок, - сказала она, не повернув к жениху головы и так громко, что услышали почти все.
- Последний поединок. Тебе пора подать сигнал.
- Ах, ну да. Вечно забываю. - Она небрежно махнула поданной церемониальной перчаткой. Всадники тронулись навстречу друг другу.
- Детское развлечение, - снова послышался голос Эккегарда, - даже младенческое. Никакого искусства, только вес и везение.
- Помолчи-ка. Не король еще, - огрызнулась Беатрикс и тут же продолжила: - По-моему, все эти ристания вообще ни к чему. Баловство и безделье. - Она поднесла к глазам свой шлифованный хрусталь и сощурилась, следя за сближением всадников.
Эккегарда бросило в жар от стыдливой жалости к ней. Близорукая, беспомощная, мнит из себя что-то... О Сила, Сила...
...Алли предельно расслабился, храня лишь видимость упруго пригнувшегося в седле рыцаря. Он решил не затягивать игру. В прорезях начелья стремительно рос подпрыгивающий в галопе соперник. Только бы подавить искушение навести копье под его щит и одним ударом выбить из седла.
Удар!!
...Рыцари с треском столкнулись. Энвикко тяжело покачнулся в седле, съехал набок и грохнулся оземь под единый могучий "ох!" толпы, ждавшей его победы.
Беатрикс задумалась о своем и позабыла выразить досаду - ей напомнил об этом Эккегард. Он осторожно сжал ее узкую руку, погладил большим пальцем по ладони и сказал извиняющимся полушепотом:
- Мне жаль, что тебе не стать королевой турнира. Он и вправду свалился, как мешок. Думаю, в другой раз я сам выйду сражаться за тебя.
Беатрикс промолчала, потом с большим опозданием ответила:
- Знаешь, не стоит. И без того хвороб на нашу голову хватит.
Алли между тем увидел по наползающей тени, что противник близится к нему, и притворился, что потерял сознание, - не хотел произносить перед всем честным народом никаких куртуазных признаний в неправоте и прочем, в чем обычно признаются побежденные на ристалище. Оруженосцы очень скоро его унесли, оставив Этери более разочарованным, чем гордым своей победой.
Беатрикс подавила желание повернуться и уйти - это могла быть хорошая оплеуха магнатам, но королева уже не разменивалась на такие мелочи приспело время брать выше и бить больнее.
Все-таки она ухитрилась испортить всем удовольствие от победы Этери, не пожелав присутствовать на пиру.
Этери восседал возле Лээлин, которую без всякой сердечной склонности объявил своей дамой и, ясно, выбрал в королевы. Сейчас на ее голове был старинный крылатый венец, символическое значение которого стерлось в веках - никто не помнил, кого и за какие заслуги этим венцом награждали. Настоящей короны для королевы турнира, такой, как принято везде, золотого венка из кованых роз и рубиновых сердец, изготовлено не было.
Лээлин была прекрасна, но Этери занимало совсем иное. Сердце этого полуребенка было свободно от женщин. Он мечтал о подвигах, о славе. Ему предстояло стать Посвященным Силы наравне с Лээлин и ее братом.
Он чувствовал, что жизнь стала какой-то не такой. Мир словно рассохся, перекосился, в тяжелом воздухе не стало жизни, и сами Этарет от этого изменились, как-то измельчали, забыли про свою Силу и обратились в придворных вельмож. Что случилось? Он не понимал, ему не хватало знания. Но он догадывался, что какая-то болезнь поразила глубочайшие Корни Извечного леса, куда давно уже ничья нога не ступала, и болезнь эта не имеет имени и формы, потому так легко и незримо проникает всюду. Это она сделала воздух тяжелым и безвкусным, лишила дара речи землю, воду, все растения и всех зверей, это она медленно, но верно разъедает мир. Предметы и существа, от насекомых до Этарет и Стихий, теряют тайные связи, существуют сами по себе. Распадается тончайшая Сеть Мира, нити которой сплетала Сила, соединяя всех. Дыры в ней все шире, и потому сбивчивы предсказания, неясна речь и заклятия проходят мимо цели.
- Яснейший магнат, вам послание...
Этери развернул поданный пажом листочек пергамента. Тонким и неуверенным почерком на нем была написана просьба прийти для важной беседы. Внизу стойла подпись камергера Энвикко Алли.
Этери еще помнил досаду, которую вызвал в нем южанин своим мнимым обмороком. Этот притворщик лишил его полной победы! И вот теперь он зовет, как будто считает его, Этери, ближайшим своим другом. Впрочем, весьма возможно, таковым и считает, хотя пишет в преувеличенно почтительной манере. Поддавшись любопытству, Этери покинул пиршественный стол.
Покои Алли казались душными от наполнявшей их роскоши. В розовых стеклах желто горело масло, мягко, как бы влажно, блестела позолота, покрывшая почти все предметы в комнатах. Смешанные ароматы наполняли воздух. Было полутемно. Алли лежал на постели. Пестрые и легкие одежды его сливались с пышно затканным покрывалом, выделялись только высоколобое матовое лицо и длинные кисти рук - одна перебирала застежку на груди, из полуразжатых пальцев другой сыпались в курильницу благовония.
- Вы хотели меня видеть, господин Алли? - сухо спросил Этери, забыв поклониться.
- Хотел... Прошу, приблизьтесь и располагайтесь, - раздалось неожиданное повеление. Этери, опешив, сделал несколько шагов вперед и с изумлением заметил, что лицо у Алли пепельно-серое.
- Не удивляйтесь, что я так с вами говорю, Этери, - продолжал звучать негромкий голос. - Речь пойдет о деле чрезвычайной важности. Сядьте как можно ближе, нас могут подслушивать, хоть я и в любимцах у королевы.
Чувствуя, что начинает волноваться, Этери опустился на низкое новомодное седалище с разлапистыми подлокотниками и резными изогнутыми ножками. Тон Алли его заинтриговал. Что-то властное было в синих глазах маренца, глядевших в лицо Этери открыто и твердо.
- Зная вас, Этери, я понял, что вы смелый воин. Я не зря спрашивал вас о легендах - мне хотелось убедиться, что вы равны древним воителям. Не возражайте. - Пальцы Алли дотянулись и сжали взметнувшуюся было руку юноши. - Я не ошибся. Вы смелы и способны принимать решения. Вы любите свой народ, своих братьев. Так вот, Эманд и Этарет в опасности. Помолчите же еще немного, покуда я договорю. Вы, наверное, заметили, Этери, что наш мир в последнее время очень изменился.