Это была весьма неглупая, властолюбивая и неразборчивая южанка, без стеснения завлекавшая в свои альковы всех без разбора - от гвардейца до магната.
- Кончено, он купился! - пропел Алли, выронил туфлю, которая упала на ступеньку, со ступеньки соскочила на пол.
- И что ты ему наплел? Вкратце?
- М-м... - Алли помялся. - Я немножко воспользовался твоим прошлым. Фаворит искал в ее глазах одобрение, но она смотрела холодно и бесстрастно.
- Ну?
- Рассказал о поцелуе с мертвой головой. Просто мне показалось, что так будет убедительно.
- Т-тебе показалось... - хмуро повторила Беатрикс, помолчав. - Ты не мог бы все-таки пересказать мне содержание вашей беседы?
Выслушав Алли, она сказала:
- Ладно. Как заманчивая история это хорошо. Но не трогай, пожалуйста, в другой раз мое прошлое, Энвикко. Мне это неприятно. Так ты говоришь, он поймался?
- С потрохами. Малыш жаждет подвига. А тебя я расписал ему настоящей нелюдью. Да еще нового рода. Так что он клюнул с первого заброса.
- Позволь же поинтересоваться, что значит нелюдь нового рода?
- Это... Ну, раньше были, к примеру, дракончики, летали тут, понимаешь ли, крали с башен этаретских дев. Ну, пигмеи, гномы-карлики, ведьмы-оборотни - в общем, всякое такое, о чем тебе няня в детстве рассказывала в те редкие часы, когда не путалась с конюхом. А теперь, говорил я ему, делая страшное лицо, их вывели, и Зло потеряло облик, стало бесцветным вроде воздуха, летает по миру и иногда вселяется в людей, делая из них врагов всего этаретского рода. И от этого мир как бы разваливается, гниет, что ли... Вот что я ему сказал.
- Ну, - Беатрикс сдержанно улыбнулась, - я-то всегда знала, что мир был, есть и будет просто большой кучей дерьма, и не важно, кто его наклал: Бог, Дьявол или Сила, потому что оно все равно, прорва его побери, воняет и будет вонять, потому что если дерьмо перестанет вонять, то мир, извините, кончится.
- Ты простишь маленького Этери?
- Свою порцию плетей он получит хотя бы за то, что его свитский попал мне свинчаткой по колену, а потом хватит с него ссылки.
- Понимаю. Ну так дай же мне, моя королева, яду, ведь если ты теперь невеста, у меня может не быть повода в ближайшие дни оказаться в твоей опочивальне.
- Вынь сам из тайника. Не мне же вставать. Тем более что я великое Зло.
- Не великое, а безликое. Ты точно уверена, что имеешь противоядие?
- Помилуй, в той же коробочке, что и пойло!
- А они не могли там как-нибудь...
- Да ну что ты, миленький! Это же старинные зелья, наследственные, а не сварганенные самоучкой после пылких лобзаний с мертвой головой. Можно сказать, мое приданое. Раньше бедные молодые бесприданницы, если понимали в этом деле толк, через пять лет, побывав раза три замужем, становились богачками, и, что интересно, их никто никогда на этом не ловил. Только земля слухами полнилась...
В дверь постучали. Королева заволновалась.
- Ладно, иди, иди отсюда. Эккегард приехал.
Эккегард был сумрачен. Вошел так стремительно, что качнулись языки свечей, устало опустился в массивное кресло, скрытое под складками ковра. Беатрикс кружила возле ложа, огоньки роились в ее напряженных глазах. Он едва на нее взглянул. Его лицо холодно светилось в полумраке, словно сохранило голубоватый отблеск лунной ночи или отсвет зеленых свечей отцовского дома.
- Ну, что ты мне радостного скажешь? - Он поднял на нее глаза, в который раз удивившись про себя тому, что стоит ей заговорить, и тут же между ними возникает отчуждение. Голос у нее ласковый, а такое впечатление, будто она его от себя отдаляет. От этого становилось тяжело на сердце.
- Ничего веселого, Беатрикс, и печального тоже ничего. Повторю то, что ты знаешь давно. Нам надо объявить о нашем бракосочетании. Ты должна сдержать слово, которое дала Высокому Совету три месяца назад. - Он говорил, уже предчувствуя, что она сейчас начнет над ним издеваться.
Ей и вправду стало смешно. С тех пор как она объявила себя невестой Эккегарда, на нее снова стали смотреть с той же брезгливой снисходительностью, с какой смотрели в бытность ее супругой короля. Поразительна эта высокомерная беспечность. У нее-то дома человека начинали опасаться только после примирения. Ах, да что, они же не люди, они выше. Она для них дитя. Она только играет в королеву. Ладно, поглядим.
- О сроках ничего не говорилось. Может, я хочу выйти за тебя после коронации моего совершеннолетнего сына.
- Это не самая удачная шутка, если это шутка. А если нет, учти, что твоим детям нужен отец, а тебе супруг. И общение с тем сбродом, которым ты себя окружаешь, не доведет тебя до добра. Твой сын - будущий король Эманда, он должен иметь перед глазами достойных подражания. Его мать должна жить с мужем, а не с любовником. Ни одна из Этарет не позволяла себе такого.
- Так я же не Этарет, слава Богу. И кажется, я просила никогда не равнять меня с Этарет. Меня это обижает.
- Прости, но если ты не Этарет, то должна по крайней мере брать с нас пример - даже горожанки шьют платья, похожие на те, что носит Лээлин. Потому что они тянутся к хорошему.
- Потому что они старые девы или неисправимые дурнушки. Остальные же...
- Знаю, знаю... Только остальные берут пример не с тебя, а, напротив, это ты вместе с ними подражаешь моде веселых девиц. Предупреждаю, если ты не перестанешь вести себя неподобающим образом, твои дети будут ради блага государства отторгнуты от тебя и переданы в благородные руки.
- Это, случайно, не руки ли Окера Аргареда? Он, кажется, тут потомственный воспитатель принцев?
- Да, я говорю о нем.
- Уж прости, любезный, но только он мне не по нраву. И его потаскушка дочка, и его воображала сынок.