Варгран засмеялся. Глаза его сияли. Беатрикс подошла и пропустила руку ему под локоть.
- Ну, идем? А знаешь, как, оказывается, звучит уменьшительное от Беатрикс? Бэйтш. Кажется, в Новом Городе это означает "шлюха". Так что мне с таким именем на роду написано...
- У тебя странная склонность ко всяческой мерзости. Это не может быть оправдано никаким именем. - Варгран увлек ее за собой, не объясняя, что "бэйтш" у псарей означает еще и гончую суку.
- Что вы творите, Этери! - с ужасом прошептал Алли, едва успев перехватить занесенную над кубком руку Крона с раскрытым флаконом...
- Я хотел покончить с ней сразу.
- И сразу покончили бы с фамильным кубком. Такое количество яда тут же его и разъест.
Два драгоценных кубка из раковины наутилуса немо переливались на высоком круглом столике. Вино играло в них бледным золотом.
- Не горячитесь, только одну иголку. Отцепите вашу фибулу, думаю, что она подойдет.
- Две иголки.
- Одну! Боже мой, Этери, мы же не на торгу! Это очень сильная отрава. Я бы даже посоветовал вам насыпать в вино пряностей, потому что вкус меняется.
- Да, да.
Дрожащими потными руками Этери отцепил от ворота фибулу, иголкой зачерпнул порошку. Его волосы свесились на лоб, мокрое лицо заострилось. На юного героя он не походил, и Энвикко помимо воли зло усмехнулся, сощурив выпуклые кобальтовые глаза.
- Готово. - Последние крупицы порошка распустились в золотом вине.
- Насыпьте пряностей... Вот так. Успокойтесь, время есть, лучше заколите вашу фибулу перед зеркалом, а то может быть криво. - Алли представил, как будет рассказывать эти подробности Беатрикс... Да только если она будет изображать отравленную, этот ее благороднейший князь Эккегард от постели не отойдет. А потом она возьмет его в мужья. В консорты. Ревность обдала душным жаром. Стало вдруг до содрогания ясно: через все унижения и насмешки Варгран таки добьется ее привязанности, потому что он обо всем смолчит, все обиды сожжет в своей безумной благородной любви, и она прикипит к нему, с нее сойдет южная блескучая шкура, она обрастет добродетелью, она, наконец, обретет покой - прорва их всех сожри! - обретет его рядом с этаретским темнокудрым князем, который уймет ее душеньку! А ему, Алли, зачахнуть пустоцветом... Ох, этот мир в самом деле ужасен!
Он посмотрел на столешницу с двумя кубками, стоящими так, чтобы Этери взял их, не спутав... Через миг вернулся от зеркала Этери с все равно косо пришпиленной у яремной впадины фибулой. Поверхность вина была неподвижна в ожидании, когда ее коснутся уста королевы и Эккегарда.
Беатрикс весь вечер ни на шаг не отходила от Эккегарда, прельстительно поводя обнаженными плечами в ореоле черного меха. На ней было белое платье, голову она укрыла намотанным на тесный чепец черным шапероном, длинный скользкий хвост которого, унизанный хрустальными бусинами, струился по груди, словно орденская лента. Вокруг чинно раскланивались друг с другом, собирались по двое, по трое, вели тихие беседы. В потайных комнатах под вяло звенящий наигрыш музыкантов готовились к выступлению певцы. Магнаты со снисходительной усмешкой провожали взглядами королеву. Ну что за дура! Хуже детей эти люди. Проигралась в пух, но мнит, что обвела всех вокруг пальца. Большинство же было занято разговорами о балладах, охотах и толкованиях легенд.
- Все собрались, - услышала Беатрикс Варграна.
- И что? - не поняла она, занятая своими мыслями.
- Пора. Объявим же радостную весть. Чего медлить?
- Хорошо. Идем.
Сквозь толпу разряженных гостей они проложили путь на возвышение.
- Ты научишь меня Этарону? - спросила вдруг Беатрикс; в самые острые минуты волнения ее всегда тянуло съязвить. Эккегард ответил ей быстрым недовольным взглядом. И без того неспокойное сердце ее отозвалось дрожью, злорадно предвкушая суматоху, которая вскоре тут поднимется, а он уже начал говорить, слова легко взмывали под дымный потолок залы с колоннами в виде деревьев. Ей показалось, что зеленое пламя лампионов стало ярче. Эккегард, время от времени прерывая речь, скользил взглядом по склоненному светящемуся профилю Беатрикс. Он был почти счастлив. А потом преклонил перед ними колено юный и суровый наследник Имени и Дома Крон - Этери. Он высоко вскинул кубки-раковины с не дрогнувшим в них вином. Беатрикс увидела его сияющую торжеством и дерзостью улыбку, и кровь прихлынула к ее сердцу. Вот она - в золотой пучине поданного вина под бледными пятнами огней смерть. Этери, высказывая свое пожелание, надменно тянул слова. Даже на эмандском от полноты чувств соизволил что-то вымолвить. "Ну, держитесь, милые мои. Умереть-то я не умру, не затем меня рожали". Но больно будет. Только не ей. Коротко выдохнув, она залпом опорожнила кубок.
В мире настала тишина. Заглушив в себе все мысли, Беатрикс ждала. Ждала, когда начнется жжение... Его не было. Она с досадой подумала: "Слишком много противоядия, придется сыграть..."
...Рядом что-то упало. Она тупо, не соображая, увидела на полу кубок-раковину в растекающейся винной луже. Зачем-то поглядела и на тот, что был в ее руке. Потом в мозгу сухим хлопком полыхнула бледная молния. Беатрикс поняла, что играть не надо. Она резко повернулась вправо и похолодела - перед ней блестела белая маска с расширенными от ужаса глазами.
Он оседал, извиваясь, раздирая на себе одежду, и тут до нее дошло. Она отшвырнула кубок...
- Эккегард!!! - Ее дикий вопль всех оглушил. Вслепую простирая вперед руку, словно пытаясь указать на убийцу, Беатрикс кричала изо всех сил, будто ее голос мог совершить что-то помимо воли и мысли людей.
- Схватить его! Арестовать! Никого не выпускать отсюда! Схватить убийцу! Схватить! Схватить! Схватить!
Эккегард бился в судорогах. Тьма застилала его взор. Хрип рвался из гортани, скрюченные пальцы цеплялись за блестящие края одежд, рвали и давили горло, чтобы унять пылающий внутри дурной огонь.
Беатрикс, бросившись рядом с ним на колени, раскачивалась из стороны в сторону, выкрикивая приказы вперемешку с бессмысленными угрозами. Ей казалось, что быстрота ее приказов и сила голоса могут чему-то помочь. Она перестала понимать, что происходит вокруг, видя перед собой только обезображенное лицо с пузырящейся из углов рта черной кровью.
Беатрикс пришла в себя лишь тогда, когда кто-то грубо сунул ей в руки тяжелый шершавый кувшин с молоком. Она налегла всем телом на Эккегарда, прижала его к полу и, залив молоком ковер и свое платье, влила ему в рот почти весь кувшин, оказавшийся не таким уж объемистым. "Больше молока во всем доме не было", - сказал солдат. Она, услышав, не поняла, но подняла голову и посмотрела: двое гвардейцев пригнули к полу Этери - его лица не было видно. Дальше жались друг к другу гости, притиснутые к стене частой шеренгой солдат с алебардами. Ставшее пустым пространство залы мерил шагами Раэннарт, командир Дворцовой стражи. Гнетущую тишину нарушали только хриплые, отрывистые стоны Эккегарда. Скоро он затих (молоко ослабило боль) и замер у нее на коленях. В глазах у него была мука. А у нее, склонившейся над умирающим, ничего не болело и болеть не могло. Разве она не напилась до рвоты противоядия, пожалев ему даже глоток? Стиснув зубы, она подавила желание завыть, зареветь во весь голос, по-бабьи... От злобы и жалости разрывалось ее бьющееся о ребра сердце. Но взгляд ее уже был спокоен.