– Иди... к Сусанне, – сказал Ахига, – вдруг там ещё кто-то придёт. Этого я додавлю.
Зигфрид опустил свою "швабру" и увидел, как снюсь развернул свою голову в противоположном от них направлении и, продираясь сквозь кусты, быстро уплыл в том направлении. Больше его глаз видно не было, а скрип складываемого и раздвигаемого позвоночника удалялся.
Опустил орудие и Ахига.
– Это ты хорошо придумал, с кустом, – отдал должное Зигфрид боевой тактике Ахиги.
– Сусанна! Ты в порядке? – крикнул тот.
– Нет, – сдавленно ответила женщина.
Мужчины со всех ног кинулись к ней, вздевая "швабры". Блондинка подняла к ним страдальческое лицо и сказала:
– Я поела. А где фляжка с водой – не знаю.
Осветительный амулет, прикрепленный над металлической выкрашенной синей краской дверью, активировался только снаружи. Света он давал совсем немного, но даже такой тусклый свет раздражал того, кто не мог уснуть всю ночь, переваривая случайно узнанную новость. Вернее, новостью это было только тут, в угловой камере нижнего этажа тюрьмы Ла Сабанета. Там же, на воле, где люди, и даже озлобленные своим низким заработком охранники, могли читать свежую прессу, новостью это давно не являлось.
Джераб Раадик по кличке Мутный перебирал в памяти слова пожелтевшего обрывка газеты, в которую был завёрнут кусок мыла, брошенный охранником в камеру, чтобы заключённые могли помыться и постирать свою одежду. Естественно, на всех пятнадцать человек этого куска не хватало, и для охранников было развлечением смотреть, как заключённые дерутся ради этого куска мыла и как торопятся использовать те, кто смог его получить, пока не отобрали.
Тюрьма Ла Сабанета славилась как самое ужасное место в мире. Она находилась на самой северной точке континента, венчала собой узкую каменистую косу, вдающуюся далеко в океан от побережья Синистры. Здесь содержались только преступники, осужденные за самые тяжкие преступления, а охранниками напрявлялись служащие силовых структур правопорядка, провинившиеся по службе.
Сегодня Мутный первым успел к вброшенному в камеру куску мыла и даже развернул его, но тут взгляд зацепился за имя "Зигфрид" на газете, и мыло Мутного интересовать перестало. Между тем в толчее и потасовке заключённых прочитать газету спокойно ему никто не дал. Сокамерники, полагая, что мыло всё ещё у Раадика, хватали за газету и только поняв, что в ней ничего нет, отворачивались. Так обрывок газеты быстро превратился в ничто. Но главное Мутный уяснить успел. Оказывается, господин Зигфрид, казнённый ещё до суда над ними, не только выжил, но и вернулся из иного мира. И после этого получил полное отпущение грехов, дружит, видите ли, с королевской четой Обен, нашёл себе невесту и вот, теперь снова ушёл порталом, уже в Первомир. И всё это в то время, как он томится в этой проклятой камере!
Если господин Зигфрид снова верхом на мириаподе, он, конечно, может позаботиться и о своих подручных по прежним делам. Главное, напомнить ему об этом, если он забыл. Но сначала нужно выяснить, вернулся ли он из Первомира.
Раадик повернулся и посмотрел на соседние нары. Его сокамерник спал сном праведника, подперев кулаком вымытую сегодня щёку.
– Шакал! – громким шёпотом позвал Мутный, – эй, Шакал!
– Чего тебе? – проснулся и злобно взглянул на него тот своими близко посаженными глазами.
– Господин Зигфрид вернулся из иного мира, куда его изгнали.
– Как это?
– А вот так. Помолодел там, здоровья набрался и вернулся.
– Врёшь!
– Не вру! И тут ему простили все грехи, король Обен стал брать его с собой на охоту, и даже невеста ему нашлась молодая.
– Врёшь! – опять повторил Бенни Гецов по кличке Шакал.
– Всё это в газете было написано, в которую кусок мыла был завёрнут сегодня.
– Думаешь, он нас сможет вытащить отсюда?
– Думаю, он нас может вытащить отсюда, – ответил Раадек, сделав упор на слове "может", – Если захочет.
– И что надо сделать? – спросил Гецов, по привычке доверяя старшему товарищу принимать решения и давать указания.
– Сначала надо узнать, где сейчас господин Зигфрид. В той газете было написано, что он опять ушёл порталом, на этот раз по своей воле и в Первомир.
Шакал присвистнул, за что тут же получил пинок от соседа справа.
– А как мы это узнаем?
– А вот как, – ответил Мутный и заговорил так тихо, что даже Шакал с трудом мог его расслышать.
ГЛАВА 21
Хорошо утоптанная широкая тропа гладко ложилась под ноги путникам. Подойдя к повороту, где дорожка пролегала между двух рядом расположенных холмов и вела к деревне аборигенов, Зигфрид издали увидел высокую крышу построенной им собственноручно хижины, и на сердце у него потеплело.
Первой их заметила, как всегда, местная ребятня, и криками оповестила всех деревенских о появлении гостей. Взрослые собрались толпой посредине деревни. Они узнали Зигфрида и были удивлены его новому появлению, ведь он, как они хорошо помнили, покинул их мир. Но не меньше они удивлялись и светловолосым Ахиге с Сусанной, которые, хоть и имели белые головы, но старыми не выглядели. Это несколько нарушало их мировоззрение, и многие старались прикоснуться к диковинным светлым волосам гостей.
Зигфрид, применяя свои немного подзабытые познания в местном языке, пояснил, что они с Ахигой будут питаться, в основном, собственной едой, и не претендуют на слизней в округе. А вот девушку они привели как раз для того, чтобы она питалась тут как все деревенские, потому что из-за недавней травмы она перестала видеть, и теперь надеется на излечение. В языке аборигенов не было понятия "болезнь", но слово "травма" им было всё-таки известно.
При известии о несчастье с девушкой вопросов о том, разрешать ли гостям поселяться в деревне, не возникло. Люди только спросили, нужна ли Зигфриду помощь в построении хижины вон на том конце деревни? На что он ответил, что сам обо всём позаботится. На выделенном им месте они с Ахигой поставили палатку и, оставив Сусанну одну, отправились добывать пропитание. Аборигены уважительно разглядывали здоровяка и, особенно, его знаменательную "швабру", которую он опять взял с собой на всякий случай. Зигфрид отправился налегке. На берегу речки Зигфрид показал Ахиге, как нужно добывать съедобные корешки для племени.
– Кстати, попробуем их запечь сегодня. Когда я жил тут, то амулета-зажигалки у меня не было, а аборигены огонь не разводят. И я думал тогда, что у этих корешков может оказаться совсем неплохой вкус, если их есть не сырыми.
Но Ахига не разделял его воодушевления.
– Как они тут живут, вообще? – сказал он, – Ни огня, ни одежды, ни пищи нормальной нет... Охотиться – и то не на кого!
– Они вполне счастливы своей жизнью. Учи местную речь, и научишься лучше понимать их.
Вернулись они с парой слизней, одного из которых отдали соседям и корешками, часть которых Зигфрид всё-таки решил попробовать запечь. Сусанна сидела на соломенном пучке травы возле их палатки со словно бы приклеенной улыбкой.
– Эти люди всё время меня трогают, – пожаловалась она, – гладят по волосам, берутся за мои бусики, а я не вижу их и не понимаю. Не оставляйте меня больше одну.
– Сусанна, не капризничай, – строго сказал Зигфрид, – Никто не причинит тебе здесь вреда. Постарайся научиться их речи, она несложная. Я тебе помогу в этом. Вот слушай: коп – это голова, сварткоп – чёрная голова, то есть снюсь...