– Это ведь твое, – запротестовал Кель. Он и сам не смог бы объяснить, почему его это так задело. Саша карабкалась за этой тряпкой на скалу, а теперь так просто с ней рассталась.
– Его жена была ко мне добра, – объяснила она, вышла из комнаты и вскоре вернулась с тремя односельчанами. Они забрали Гара, то и дело бросая на Келя вопросительные взгляды, и паломничество возобновилось.
В какой-то момент звуки и мелодии начали сливаться, и Саша отказалась вести к Келю следующего больного. Вместо этого она заставила его лечь на кровать, перед которой он провел на коленях столько часов, и подложила ему под голову подушку. Не в силах вымолвить ни слова, он подчинился ее мягким рукам на своих волосах и убаюкивающему шепоту:
– Хорошая работа, капитан
Он проснулся от солнечного света и шороха: по щеке скользил нож.
– Ты мне не рабыня, – пробормотал Кель, открывая затуманенные глаза, но увидел только занавесь огненных волос.
Саша отпрянула, сбегала на кухню за стаканом вина и помогла ему сесть. Все тело ломило, будто он неделю провел в битве или упал с высоты, сброшенный птицечеловеком. Вино было слабым и намного более теплым, чем он привык, зато неплохо утоляло жажду, и Кель осушил два стакана, прежде чем снова откинулся на подушку. Саша тут же вернулась на прежнее место и пристроила его голову у себя на коленях.
– Я закончу и уйду, – сказала она кротко. – Но ты проспал два дня и зарос, как медведь.
Кель фыркнул, и ее губы на секунду изогнулись в улыбке, прежде чем опять поджаться в крайнем сосредоточении. Масло, которое она использовала, пахло шалфеем и слегка покалывало кожу, и Кель закрыл глаза, отдавшись ее рукам. Молчание Саши дышало не секретами, а умиротворением и омывало его, точно морские волны. В ней не было ни капли притворства, зато целые океаны необъяснимой уверенности, и Кель почувствовал, как потихоньку легчает в голове и груди. Саша словно ослабила плетение его прошлого и крепче затянула нити настоящего, целиком поместив его в нынешний момент и заставив минувшее подернуться дымкой. Пожалуй, она ему нравилась.
– Они позволят тебе остаться в Солеме. Я прослежу. Дом станет твоим, и ты не будешь ничьей рабыней. Тебе нечего бояться, – пообещал он, желая дать ей хоть что-то.
– Всегда есть чего бояться, – ответила Саша, не сводя глаз с лезвия.
Больше она ничего не добавила, а Кель был слишком сонным, чтобы настаивать. Вместо этого он стал вспоминать прохладные ветры Джеру, его тенистые аллеи, голос брата, лязг клинков во дворе и запах свежего сена в стойлах. Но, даже заставляя себя думать о доме, он не ощущал тоски по нему. Сейчас все его сознание заполняло тепло Сашиных коленей, шелковые прикосновения ее волос к лицу и нежность умелых рук.
– Ты не похожа на уроженку Квандуна, – нарушил тишину Кель.
Он из последних сил боролся со сном, который норовил опять утащить его под свое душное одеяло.
– Нет, – ответила Саша печально. – Мина говорила, я уродливая. У здешних красавиц прямые черные волосы и смуглая кожа, а я бледная и вся в веснушках. Да и волосы вьются, сколько их ни разглаживай… Но Солем – единственный дом, который я знаю.
– Ты не уродливая.
Саша застыла в изумлении, и лезвие в ее руке тоже замерло на один долгий удар сердца. Кель мысленно выругался, однако не поднял на нее взгляда и никак не развил свою мысль, и Саша охотно сменила тему:
– А жители Джеру все похожи на тебя?
– Нет. Но в Джеру больше людей, чем в Солеме. На самом деле в Джеру больше людей, чем во всем Квандуне.
– И ты брат короля?
– Да.
– Значит, ты… принц?
– Мой брат – король, а я солдат. Вот и все.
– Ты похож на короля, – возразила Саша мягко.
Кель был крупным мужчиной, даже массивным – целые горы мышц, закаленных годами схваток и изнурительного труда. Он вырос среди рыцарей и потянулся к мечу раньше, чем мог его удержать: сперва только защищался от ударов, а потом начал наносить их сам. Он был солдатом и выглядел как солдат. Но еще – как отец. А его отец был королем. Волосы Келя были так же темны, а глаза отливали той же синевой. Холодной. Льдистой. Жестокой. Отец так его и не признал, но это не имело значения. Когда люди видели Келя, они всегда понимали, чей он сын.
– А ты родилась в Квандуне? Где твоя семья? – спросил Кель, пытаясь выбросить из головы мысли о собственном происхождении.
– Я из Килморды. Но Мина говорила, что я родилась рабыней и всегда ею буду.
– Килморду разрушили вольгары.