В пещере оказались змеи. Они таились в сырых углах, но были непривычны к человеческим вторжениям и, ослепленные огнем факела, стали легкой добычей для мечей и копий. В тот вечер отряд наелся до отвала – впервые с тех пор, как две недели назад покинул Бин Дар. Саша не помогала мужчинам убивать змей, но не побрезговала их разделать и потом присоединилась к трапезе наравне со всеми. Вскоре кто-то вспомнил, что она обещала рассказать историю, когда минует буря, и Саша с улыбкой кивнула.
– Когда Айзек зажег огонь в ладонях, мне вспомнилось одно предание. В начале было только четыре дара. Сказительство, Прядение, Преображение и Исцеление. Но шли годы, люди расселились по земле, и дары начали соединяться и усложняться, порождая новые дары. Заодно росла и их сила. Иные Рассказчики открывали в себе талант Провидцев, а Перевертыши обнаруживали, что могут превращаться более чем в одно животное. Некоторые Пряхи обращали не вещи в золото, а воздух в огонь, как Айзек. Другие сплетали реальность с иллюзиями. А третьи научились превращаться в деревья…
– Но не в животных, – предположил кто-то, и Саша кивнула:
– Нет. Тогда бы они стали Перевертышами. И был среди Прях один Ткач такой искусный, что мог превращать мысли в звезды. Его называли Творцом Звезд.
Она на мгновение замолчала, и мужчины вскинули глаза к звездам, отыскивая среди них самую яркую. Небо над ними начало очищаться, сквозь дымку тускло светила луна. Кель поднял руку и закрыл ее большим пальцем, вспомнив золотые веснушки Саши.
– Когда человек старел и приближался к порогу смерти, Творец Звезд извлекал его воспоминания и превращал их в сферы света, а те отпускал в небо, чтобы они могли жить вечно.
Айзек сложил ладони чашечкой, и между ними вспыхнул огонек. Он показал его Саше, и она улыбнулась, когда светящийся шар воспарил над его руками и поплыл выше, к небесам, – словно Айзек тоже был Творцом Звезд.
– Иногда он призывал звезды обратно, чтобы оставшиеся на земле могли разделить воспоминания тех, кого потеряли.
Мужчины, не сговариваясь, забормотали хором, называя имена тех, по кому тосковали. Самый старый из солдат – Гиббус, служивший в королевской гвардии, сколько Кель себя помнил, – неожиданно назвал женское имя. Джерик удивленно ухнул, и таинство момента было нарушено. Айзеку явно не хотелось, чтобы Саша умолкала, а потому он спросил, потеряла ли она кого-то близкого.
– Это я потерялась, – ответила она. – Но сомневаюсь, что меня кто-то ищет.
Уголки ее губ опустились, и Айзек мигом поник. Кель метнул в него сердитый взгляд. Его люди чересчур сблизились со служанкой. Это не к добру.
Они расстелили лежанки в пещере, оставив лошадей пастись у входа. Кель вызвался нести дозор первым. Ему требовалось уединение.
Разумеется, он его не получил. Стоило лагерю затихнуть, Саша пристроилась рядом и точно так же устремила взгляд в пустоту.
– Ты опять злишься, – начала она мягко.
Кель не стал этого отрицать, хотя «злость» казалась слишком сильным словом. Он был истощен. Обеспокоен. Расстроен. Заинтригован.
– Плохо, когда с отрядом солдат путешествует женщина.
– Почему?
Этот вопрос расстраивал его особенно.
– Потому что, начав заботиться о тебе, – а они все заботятся о тебе, – они перестают присматривать друг за другом. Это не твоя вина. И не их. Просто люди так устроены.
– Вот как, – прошептала Саша.
Кель не ответил, зная, что она не нарушит молчания первая.
Она оставалась с ним все время, пока луна карабкалась по небосклону, выпутываясь из тумана и заливая молочным светом дюны вокруг. Затем Саша свернулась калачиком на песке подле него, положила голову на платок и подтянула руки и ноги к груди. Кель вздохнул, зная, что предположат солдаты наутро, однако решил ее не будить.
Пока нет. Пусть отдохнет еще немного. Лошади дремали, его люди видели сны, а он нес дозор.
Они вступили в Инок через десять дней после того, как покинули Солем, – пыльные, грязные, страстно мечтающие о ванне, вине и кроватях, которые не кишели бы песчаными пауками. Несмотря на Сашино предостережение, остаток пути они прошли спокойно. Так и не пригодившаяся броня поблекла, натертая металлом кожа зудела, а лошадям явно недоставало зерна и заботы конюха.
Главной артерией Инока служила река Бейл, крупнейшая в королевстве. Она тянулась, петляя, на добрую сотню миль, от южных границ провинции до самой столицы. Благодаря ей Инок вел активную торговлю по всему Джеру, что выгодно отличало его от более бедного соседа Квандуна.