Неподалеку от Озерков «Волга» нагнала плетеную повозку. Антон Тимофеич в своей брезентовой накидке и очкастая докторша (Алешка сразу ее узнал, хоть и видел вчера в темноте, только у костра) сидели рядышком на примятой соломе, покачиваясь в такт неспешному бегу лошади. Сергей остановил машину, поговорили. Докторша сказала, что отправила телеграмму Алешкиной матери, поинтересовалась, не заплутают ли братья в городе, как заплутали на реке; она шутила, а сама поглядывала на ботинки Сергея.
— Нога-то побаливает?
— Порядок, — сказал Сергей и притопнул. — На танцы с невестой хожу.
— Осторожней надо. А управлять машиной не тяжело?
— Что вы! Это не лесовоз.
— Смотри мне, герой.
— Смотрю, Анна Андреевна…
Сергей улыбался, приплясывая, но Алешка-то был уверен, что ему сейчас не особенно весело. «Недаром и докторша так допытывается… — промелькнуло в мыслях у Алешки. — А все-таки он молодец, настоящий парень, если не жалуется, не показывает виду, что больно…»
Главная площадь в Озерках была скорее обычным перекрестком, нежели площадью. Только бездействующий фонтан да высокая цветочная клумба отличали ее от других перекрестков.
Слева, за глухим зеленым забором, гомонил бойкий — по осеннему времени — колхозный базарчик; подводы с картошкой, капустой, мелкими яблоками теснились у его ворот. Справа, напротив базара, желтело свежей охрой самое нарядное здание в Озерках — ресторан «Отдых»; он еще был закрыт, безмолвен и похож на спящего гуляку, кутившего вчера до поздней ночи. Вплотную к ресторану примыкал районный универмаг, разместившийся в старинных купеческих лабазах. Так толсты, так могучи были его кирпичные стены на высоком фундаменте, что и летом несло от них сырым холодом, словно из погреба; в полукруглых окнах с пузатыми древними колонками нелепо и странно выглядели новенькие телевизоры, пылесосы и тускло мерцавшие алюминием, нацеленные прямо в прохожих ружья для подводной охоты.
Наискосок от универмага стояла дощатая будка автобусной станции, сплошь заклеенная линючими афишами. На мешках, на фанерных чемоданах, а то и просто на земле сидели вокруг будки пассажиры, ожидая машин. Кассирша с кожаной сумкой, похожей на охотничий ягдташ, продавала загодя длинные полоски билетов.
А с четвертой стороны не было ни домов, ни магазинов, ни заборов — там поднимался заросший лопухами, крапивой и молодыми осинками склон холма; наверху в куще пониклых рябин едва проглядывала беленькая церковь под голубой, в звездах, железной кровлей, и, туда, наверх, с натужным воем, с лязгом, в клубах дыма ползли по разбитому, разъезженному шоссе лесовозы. После дождей склон холма стал почти неприступным; распаханные колесами обочины, содранный дерн, изломанные доски и сучья, торчавшие из грязи, молчаливо показывали, каких трудов стоил шоферам этот подъем…
Пожалуй, только шумом своим мог поспорить перекресток с иной большой площадью. Из дверей универмага доносились песни и арии — продавцы весь день крутили заманчивые пластинки; ругались и кричали возчики, въезжая в бурлящие базарные ворота; на будке автобусной станции, содрогаясь, треща, бубнил серебряный колокол громкоговорителя, но весь этот гам, крики и грохот перекрывались ревом лесовозов, буксующих на склоне холма…
Сергей поставил «Волгу» за углом ресторана, выключил зажигание.
— С прибытием, граждане. Вера, ты здесь долго пробудешь?
— Только покупки сделаю. Помогли бы, дядя Серега, выбрать для Пашки форму…
— Ладно. Только по-быстрому. А то опоздаю за своим начальством заехать.
— Обратно не подвезете?
— В обеденный перерыв, раньше не смогу.
— Мы подождем. И как раз мальчиков проводим.
— Пошли с нами, мужики, — сказал Сергей. — До автобуса еще часа полтора.
Все вместе они вылезли из машины, закрыли ее и по щербатым кирпичным ступеням сквозь оглушительный водопад музыки поднялись в универмаг.
Степе, вероятно, еще не доводилось бывать в таких удивительных магазинах. А если он и бывал, то очень давно — еще в том возрасте, когда не понимаешь, что за ценности разложены перед тобою.
Сейчас — другое дело.
Степа с Машенькой прошли по первому этажу, где продавались вещи для взрослых. Тут просто разбегались глаза:
на стенах внушительно сияли цинковые, как бы в морозном инее, поместительные корыта; в любое из этих корыт можно было сесть вдвоем с Машенькой и поплыть куда хочешь по речке Лузе; вдоль стен неколебимо стояли чугунные кровати с таким количеством блестящих шишек и шариков, что их хватило бы для украшения большой новогодней елки;