Мозг отказывается немедленно воспринимать реальность и кричать о неправильности моего положения. Только когда я перекатываюсь по постели, понимаю, что что-то не так. Моя кровать, конечно, большая, но точно не таких огромных, даже королевских размеров.
Глаза распахиваются немедленно. И балдахина у меня над постелью нет. Излишний китч и пылесборник. А я не собираюсь гонять единственную горничную, заставляя её вытряхивать этот ужас каждые несколько дней только в угоду каким-то моим гедонистическим желаниям.
Вместе с визуальным определением неправильности приходят и ощущения. Тело болит. Я, привыкшая к постоянным, порой интенсивным тренировкам, прекрасно могу определить причину ломоты в теле. То, что я испытываю сейчас, не похоже ни на что ранее пережитое.
Мозг немедленно подсовывает мне картины вчерашнего вечера и последующей ночи. Всё было, и правда, напряжённо. Если даже не брать в расчёт то, что произошло в гостиной, мои новоиспечённые мужья были более чем готовы исполнить свой супружеский долг и показать свою выносливость. Мне даже не надо смотреть на своё тело, чтобы убедиться в наличии синяков от их хваток. И да, я в тот момент была совершенно не против. Не по своей воле, конечно.
Переворачиваюсь на бок и подтягиваю к себе колени. Меня опоили, в этом нет никакого сомнения. Я никогда не жаловалось на своё либидо, но не в моих правилах так накидываться на мужчин. Тем более возбуждение не отступало долгие часы, что так же странно. Стоило мне кончить и немного отдышаться, как тело снова требовало разрядки. И Белов с Кулагиным с удовольствием протягивали мне руку помощи. И не только руку.
Ублюдки. Какие же они всё-таки мрази. Я ни на секунду не считала их порядочными, но даже для них это перебор. Подмешать мне наркотик, чтобы заполучить желаемую подпись. Так низко опуститься ещё надо суметь.
Ладно. Плакать и причитать времени нет. То, что сделано, обратно не вернуть. Надо признать факт произошедшего и двигаться дальше.
Я выбираюсь из-под толстого одеяла и параллельно пытаюсь понять, что больше всего меня злит в случившемся. Прислушиваясь к своему телу и вспоминая все пережитые моменты, понимаю, что секс меня волнует в последнюю очередь. Куда больше меня беспокоит дальнейшее развитие событий и судьба семейной компании. То, что эти двое сунули в меня свои члены, не критично. А вот то, что они могут сунуть свои руки в компанию, куда страшнее.
Моей одежды в комнате не оказывается. Зато есть гардеробная, где развешена куча мужской одежды. Скорее всего это комната кого-то из моих мужей.
Фу. Нет. Никакие они мне не мужья. Может партнёры, учитывая контракт, но не мужья. Ни за что.
Сдёрнув с вешалки первую попавшуюся рубашку, я застёгиваю все пуговицы и двигаюсь в сторону двери. Надо бы принять душ, но для начала небольшое исследование. Нужно выяснить, кто находится в доме, и понять, как действовать дальше. Надеюсь, эти двое отсутствуют.
Этот особняк, определённо, больше того, где проживает наша семья. Дедушка рассказывал, что ранее Воронцовы имели огромную усадьбу, конец наших земель нельзя было увидеть. Затем нам пришлось перебраться в дом меньших размеров, и количество занимаемых земель также сократилось. Но, глядя на обстановку этого особняка и его метраж, можно сказать, что у Кулагина и Белова дела идут очень даже хорошо.
Спускаясь по лестницам сначала с третьего на второй этаж, а затем и со второго на первый, я не перестаю прислушиваться. Никаких голосов. Вообще никаких признаков жизни. Разве что с улицы доносится неясный лай собак, которых я вчера видела при въезде на территорию. Неужели я здесь одна?
Проходя через гостиную, я не смотрю на мягкую зону. Не хочется видеть место, где я уронила своё достоинство. Минуя столовую, в центре которой стоит длинный стол на шестнадцать персон, я оказываюсь в небольшом коридорчике, что приводит меня в кухню, такую же большую, как и все увиденные мною комнаты. Павел Генрихович, наверное, сошёл с ума, оказавшись здесь.
Приблизившись к холодильнику, встроенному в стену, я уже собираюсь открыть его. Пить хочется до сухости во рту.
- Вам помочь?
Внезапный вопрос подбрасывает меня вверх. Вцепляюсь в дверцу холодильника и поворачиваю голову на голос.
Возле второго выхода стоит мужчина, который вчера подавал еду и вино. И да, меня больше удивляет не его тёмный цвет кожи, ведь чернокожие не редкость в нашей стране. То, как тихо он сумел подобраться ко мне, потрясает. И ужасает. Он, несомненно, уступает Кулагину и Белову в размерах, но всё ещё довольно массивен, хоть под мешковатой одеждой и не видно.