Королева подняла корзину с выстиранным бельем и вышла в сад. На улице разгулялся ветер, и Елизавете хотелось воспользоваться его бесплатной высушивающей силой. Борясь с порывами ветра, она цепляла на веревку полотенца и простыни с наволочками. Гаррис и Сьюзен присутствовали в качестве зрителей. Последние дни оба ходили как в воду опущенные: каждый взвешивал свои шансы уцелеть после введения ограничений: «один дом – одна собака».
Через несколько минут сквозь щель в заборе протиснулась Вайолет. Она так и не привыкла видеть королеву за домашней работой. Для Вайолет это была такая же потеха, как цирковой пони, танцующий на задних ногах. Вдвоем они взялись цеплять на веревку хлопающие на ветру простыни.
– А пообветшало бельишко, – заметила Вайолет, придирчиво разглядывая полотно с монограммой.
– Да уж ему больше пятидесяти лет, – пояснила королева. – Выткали на нашу свадьбу.
– Миленькая вышивка, – похвалила Вайолет.
Королеве не хотелось рассказывать подруге, что шелковую нить для вышивки получили от специально выведенных шелкопрядов, откормленных на шелковицах особого сорта, растущих в тайном месте. И что бригада вышивальщиц работала над узором девяносто дней кряду по двенадцать часов в день. Это могло показаться волшебной сказкой.
– Претонюсенькие, – сказала Вайолет. – Как ранешняя туалетная бумага. Ёлки, я сквозь них свою руку вижу.
Очередной порыв ветра парусом надул простыни, и королева вспомнила ветер с круглыми щеками, нарисованный на таблице погоды на стене в ее детской. Крофи просила Елизавету и ее сестру, принцессу Маргарет Розу, каждый день вешать на штырек, соответствующий дате и дню недели, подходящий погодный значок.
Новый порыв разодрал одну из простыней пополам, так что прищепки остались на веревке, а полотно шлепнулось на землю. Дамы вскрикнули и бросились подбирать простыню, а собаки взволнованно залаяли. Когда все наконец вернулись в дом, Вайолет заметила в глазах королевы слезы.
– Это всего лишь простыня, Лиз, – сказала она. – В Грайсовом мини – маркете ты купишь за пятерку целую кипу.
– За пятерку? – переспросила королева, сморкаясь и осушая глаза. – Да ты что?
– Ну, наверное, они китайские, – пояснила Вайолет. – Китайцы же могут работать целый день за полчашки риса и горстку лапши.
Королева села на кухне у стола, спрятала лицо в ладони и расплакалась.
Вайолет обняла ее за плечи:
– Ладно, ладно, не плачь. Китайцам и так хорошо.
– Я плачу не из‑за китайцев, – сказала королева.
– Тогда из‑за кого? Из‑за Филипа?
– Нет, – всхлипнула королева. – Из‑за собак. Разрешат только одну в доме. Ох, Вайолет, как я могу выбрать? Они оба такие лапочки.
Гаррис и Сьюзен подняли глаза на королеву и каждый постарался показаться чуть больше лапочкой, чем другой. Когда принц Чарльз зашел к матери рассказать, что все жители переулка Ад выкатывают мусорные контейнеры к полицейскому барьеру, потому что сбор мусора по дворам приостановлен, и застал ее в слезах, он встревожился. К тому же ее утешала Вайолет Тоби, женщина, рядом с которой Чарльз никогда не чувствовал себя спокойно.
– Мама, случилось что‑то? С папой?
– Нет, – ответила ему своим обычным язвительным тоном Вайолет. – Правительство велит вашей матери придушить одну собаку.
Гаррис и Сьюзен забились под стол и слушали, как Вайолет рассказывает Чарльзу про новый закон.
– Если бы у вас был телик, Чарльз, вы бы знали, что творится в мире.
Сьюзен начала истерически лаять:
– Нас убьют! Убьют!
– Мы живем в Англии. В Англии собак не убивают, – буркнул Гаррис.
Сьюзен не унималась. Лишь когда Гаррис вонзил зубы ей в шею, она смолкла и проскулила:
– Прости.
Чарльз не поверил Вайолет – она, должно быть, что‑то путает. Эта женщина вообще ненадежный источник информации. Однажды в очереди в магазине «Все за фунт» Чарльз слышал, как Вайолет уверяла, будто видела в новостях, что нашлись дневники Иуды Искариота, из которых явствует, что Иуда «не продавал Иисуса!».
– Мама, это же Англия, – сказал Чарльз. – Англичане любят собак, они не позволят правительству насаждать такой драконовский закон.
Королева высморкалась.
– Надеюсь на это, потому что я не смогла бы выбрать между Гаррисом и Сьюзен.
– И я – между Фредди, Тоской и Лео, – подхватил Чарльз.