— Что я заметила первым — запах, — сказала она, когда они устроили еще один перерыв. — Непохоже на любую встречавшуюся мне рыбу или птицу. Воняет, но можно к нему привыкнуть, вероятно. Они держат лошадей в месте, называющемся паддок — такой загон для животных, вроде рабского. Но звери… они были огромны!
Со стороны центрального вестибюля особняка просочились голоса и глухие стуки. Две рабочих бригады, нанятых Гартом сегодня, спорили, кто первым начнет работать в кухнях.
За дверью погреба метались тени. Особняк теперь кишел людьми. Повсюду зажигались фонари и отдавались эхом переклички, вместе с шумом молотков и пил и гулом катящихся тележек. Венера надеялась, что гам не даст соседям заснуть. У нее была неделя, чтобы сделать дом пригодным для приема гостей, а это означало работающие кухни, бальную залу без осыпающейся штукатурки и запахов тлена — и, конечно, под завязку забитый винный погреб. Банда бунтовщиков, уходя, убрала все признаки своего присутствия, но оставила за собой дыру, через которую они пробрались. Поскольку у особняка был только один вход — парадный, черный еще не открывали, — Венера сочла благоразумным сохранить этот запасной выход. Но если она собиралась сохранить секретный выход, ему следовало быть секретным; отсюда винный стеллаж.
— Отлично, — заявила она, когда до стены оставалось примерно три фута. — Я собираюсь полить смазкой пол у дыры, так что мы сможем сдвинуть стеллаж в сторону, если потребуется спешно выбираться. — Она небрежно бросила на пол банку, взятую у одного из рабочих, и закатала рукава.
— Нам придется какое-то время порыскать там в поисках ловушек, — резонно отметил Гарт.
Венера сощурилась на него:
— Может быть, но не сегодня. Вы выглядите так, Гарт, будто вот-вот свалитесь. Это гравитация действует?
Он кивнул и поморщился.
— И гравитация, и просто возраст. Когда хозяйничаешь в новой весовой категории, уходит больше энергии, чем я привык за долгое время. Я думал — я в хорошей форме, но...
— Хорошо, немедленно приказываю вам взять два дня отдыха. Управлюсь с рабочими сама. Потратьте один день на отдых, возможно, на второй вы склонитесь к... гм, это тема, на которую вы со мной не станете разговаривать.
— Какая тема? — спросил он невинно.
— Все нормально, — улыбнулась она. — Я понимаю. Вы долго были в ссылке. В достатке времени подумать о людях, отправивших вас туда. Ручаюсь, вы проработали план мщения в утонченных деталях.
Гарта ее слова, кажется, шокировали.
— Мщение? Нет, это не — ну, пожалуй, первые несколько месяцев я много думал об этом. Но, знаете, через месть переступаешь. Через несколько лет начинаешь смотреть на вещи под другим углом.
— Да, и в этом опасность, разве нет? В семье нас учили лелеять наши обиды, дабы не забыть.
— Но почему? — Он отчего-то выглядел искренне расстроенным.
— Потому, что стоит тебе раз простить, — вымолвила она, как бы разъясняя маленькому ребенку, — как ты подставляешься под новое предательство.
— Вот чему вас учили?
— Никогда не давай оскорблению сходить с рук, — проговорила она, мало сознавая, что цитирует строки, многократно повторенные ей отцом и сестрами. Она отсчитывала пункты по пальцам. — Никогда не давай пройти незамеченным, никогда не забывай, строй реалистичные планы своей мести. Ты либо выше, либо ниже других людей, и ты всегда хочешь быть выше. Если они обидят тебя, ты должен сшибить их вниз.
Теперь он погрустнел.
— Так вот из-за чего вы все это делаете? — Он указал на стены. — Чтобы вернуться и взять над кем-то реванш?
— Чтобы вернуться вообще, — серьезно ответила она. — Я должна отомстить. Иначе я паду навсегда и никогда не смогу возвратиться домой. Потому что иначе... — ее голос пресекся.
«Потому что иначе у меня нет причин возвращаться».
Его выражение, выражение сострадания, взбесило бы ее, будь оно на лице любого другого человека.
— Вы рассказывали мне о лошадях, — тихо проговорил он.
— А. Да. — Она была признательна Гарту за смену темы. — Ну, у них эти огромные бочкообразные тела и элегантные длинные шеи. Длинные головы, как на моем кольце. — Она подняла его кверху, растопыривая пальцы. — Но их ноги! Гарт, их ноги вдвое длиннее тел — как паучьи ноги, невозможно длинные и тонкие. Они выступали по паддоку как... ну, как пауки! Не знаю, как еще описать это. Они были как сон, который только-только начинает оборачиваться кошмаром. Не уверена, захочу ли снова видеть их.
Он кивнул.
— Между некоторыми поместьями есть выгоны для скота. Я их видел, они смотрятся так же. Поймите, на городских колесах для выращивания домашнего скота нет места.